— Думаю, в этом нет ничего страшного. — Для поддержания беседы высказалась я. — Еще когда тебе нездоровилось, экономка обращалась мне с вопросом, не заказать ли еще белья. Но я решила, что некоторые вещи еще можно заштопать, поэтому не стала делать этого без тебя.
— Агата, бережливость — это, конечно, хорошо. — Возразила мне мама. — Но представь себе, как было бы стыдно, если бы Его Высочеству попалось штопанное белье! Надо было все-таки заказывать.
— Но, мама, штопанное белье лежит отдельно, так что принцу оно никак не могло попасться.
— Ох, девочка, когда в доме творится такая неразбериха, какая-нибудь нерадивая служанка вполне может перепутать. Впрочем, тут и спорить нечего, просто запомни: как только несколько простыней отправляются на штопку, надо сразу заказывать столько же новых.
— Хорошо, я запомню. — Покладисто согласилась я, про себя подумав, что перепутать что-либо девочки-горничные могли только от усталости или недосыпа. Как ни крути, а основна доля забот о раненных легла на их плечи. А нерадивость тут совсем не при чем.
Мама так и не поняла, почему папа-барон отказался срочно послать в деревню за работниками, но, как обычно, спорить не стала. Я же могла только догадываться, что все это как-то связано с тем таинственным заговором, и с боем в лесу, и с принцем у нас в замке. Видимо, папа-барон не хотел пускать в дом посторонних именно сейчас, и я могла его понять. А маме папа-барон объяснил, что уставшие горничные все рано напутают меньше, чем не обученные крестьянки, с чем тоже сложно было не согласиться. Матушка еще что-то говорила, но я слушала и не слушала одновременно, позволив себе в мыслях унестись в незнакомый дом, где мы с Эриком будем жить после свадьбы.
Дом, где хозяйкой буду я, и уже мне предстоит заниматься всеми этими мелочами: бельем, меню, хозяйством… Или нет. Наверное, в серьезность нашей помолвки я поверю только в день свадьбы, а пока что я невестой себя почти не ощущала. Мы и знакомы-то всего около трех недель, хоть и случилось за эти недели столько, что мне вполне хватило бы на год. «Меня отзывают…» — Всплыла в памяти последняя фраза из нашего разговора, которую я только сейчас осознала. Вот так просто все и закончилось. Хотя, а чего я ждала? Я ведь с самого начала знала, что загадочный «господин Рик» служит Короне. А, значит, как и папа-барон, делает, что должно, рассказывает не все… С самого начала видела кипы бумаг на его столе, он не работал только тогда, когда метался в горячке, да еще когда отвлекался на наши занятия. Ничего удивительного, что принцу так понравились наши проказы, во дворце, наверное, так не подурачишься. Интересно, когда Его Высочество уедет? Наверное, уже завтра утром, раз он так хотел поговорить именно сегодня. Сделала себе заметку, что до вечера надо бы еще раз взглянуть на комнату. Кати, конечно, там убирает, но не хотелось бы потом краснеть перед принцем за забытую пыль в углу или книгу из тех, что мне так строго запрещали учителя.
— Агата! Ты меня совершенно не слушаешь! — Недовольный мамин голос вырвал меня из размышлений.
— Прости, мама, я задумалась.
— Я вижу. В твоем возрасте уже пора задумываться о собственном доме, а не витать в облаках. — Строго заметила матушка. — Иди, займись чем-нибудь подобающим приличной фройляйн, а то об этих твоих занятиях магией уже скоро слуги сплетничать начнут.
— Да, матушка. — Воспользовавшись случаем, я сбежала на кухню. Не знаю, сплетничали ли слуги обо мне, но о маминой утренней истерике уже сплетничали вовсю.
— Совсем госпожа баронин себя не бережет. — Ворчала наша кухарка, привычно управляясь на кухне. — Ишь, зачастила: что ни год, то дитя.
— А что ей, твоей баронин, станется? — Судя по голосу, отвечала одна из горничных постарше. Насколько я помню, это была одна из тех, кто с самого начала не мог понять, что папа-барон нашел в маме. — Это ж тебе не аристократка, те фройляйн хрупкие, как цветочки. А эта с обычной деревни, как и мы, только и того, что благородная.
— Вот и я говорю, хорошая баронин, крепкая. — Кухарка, вроде, и соглашалась со своей собеседницей, но продолжала гнуть свое. — Жалко будет, если что. И незлая совсем, поворчит-поворчит, а даже тебя еще не выгнала.
— А за что меня выгонять? Я свою работу делаю. — Взвилась горничная. — Это тебя гнать надо, крутишь шашни направо и налево, а сама…
Не знаю, что ответила бы ей кухарка, скорее всего, вытолкала бы с кухни взашей, как она это может. Но тут я решила войти. С одной стороны, негоже благородной фройляйн влезать в склоки служанок. Но и сплетни следовало прекратить.
— Доброе утро! — Кивнула я кухарке, входя в кухню. Горничная сразу замолчала, а я убедилась, что не ошиблась в своих предположениях. — Его Высочество просил передать: «Спасибо за завтрак!» А ты, — Я повернулась к сплетнице. — Найди себе какую-то работу, что ли. А то госпожа баронин уже закончила завтрак и занялась делами. У нас в деревне — особо выделила я тоном — бездельников в доме держать не принято.
— Слушаюсь, госпожа баронесса. — Горничная, побледнев, стрелой вылетела из кухни. Остались только мы с кухаркой, да еще мальчишка-поваренок, притворяющийся глухим в углу у ведерка с овощами.
— Ишь, госпожа Гота, как ты ее! — Восхитилась кухарка. — Вижу, девочка моя совсем выросла, такой хоть завтра все хозяйство доверить можно.
— И ты туда же! — Обиженно отмахнулась я. — Матушка только что ругалась, что я все мечтаю. Теперь ты.
— Да разве ж я ругаюсь, девочка? — Удивленно всплеснула руками кухарка. — Я только что вижу, то и говорю. Ты хоть ела сегодня, или госпожа баронин и поесть не дала.
— Не успела я. Что-нибудь от завтрака еще осталось?
— Как не быть? На такую ораву рыцарей разве противня булочек хватит? С раннего утра печем, вон, совсем еще тепленькие. А на десерт сегодня будут твои, госпожа Гота, любимые воздушные пирожные. Сам Его Милость распорядился.
Под неспешный рассказ кухарки я привычно заняла свое любимое место в углу, за выскобленным до бела массивным столом. Кухарка проворно поставила передо мной тарелку с булочками, плошку с маслом и большую глиняную чашку с горячим травяным чаем. Благодарно кивнув, я принялась за еду. Выждав немного, она все же не утерпела.
— Госпожа Гота, я что там, говорят, твоя матушка прямо сама не своя сегодня? Не случилось ли чего?
— Случилось. — Вздохнула я. — У нашего соседа жена и младший сын разбились в карете. Что-то там сломалось по дроге, я толком не поняла.
— Прямо насмерть? — Кухарка от неожиданности чуть не уронила противень. — Это ж у которого соседа? — У графа фон Биркхольц. Тетя и кузен баронессы Лили.
— Ой-ей! — Кухарка покачала головой. — Оно конечно… Госпожа Лили свою тетушку очень любила. Та ей вместо матери была, хотя и баловала безмерно. Так а госпожа баронин-то чего так убивается? Можно подумать, она от такой соседки много добра видела.
— Ей графа жалко. И Лили. И всех. — Пожала плечами я, принялась за вторую булочку. — Мама переволновалась. А тут все один к одному: то разбойники в лесах, то карета.
— Это да-а-а. — Голос кухарки стал задумчивым. Она хотела было присесть возле меня, но, видимо, вспомнила про лишние уши. — Эй, ты долго там над ведром спать будешь? Заканчивай давай, да беги найди управляющего. Скажи, старая Берта просила зайти, как только сможет.
Мальчишку тут же унесся прочь, радуясь, наверное, освобождению от нудной повинности. Я улыбнулась ему вслед, потому что и сама прекрасно помнила, как мы с кузинами всячески норовили спихнуть эту работу друг на друга. А кухарка вытерла руки, поправила на голове белоснежный чепец, из-под которого то и дело норовили выбиться ярко рыжие кудряшки, и, тоже налив себе в чашку чая, присела напротив меня.
— А зачем тебе управляющий? — спросила я, скорее, для поддержания беседы.
— Попрошу, пусть велит тишком все кареты проверить.
— Зачем? — Удивилась я. Неужели история графини так взволновала ее, что она испугалась за нас? На душе потеплело от такой заботы. Вот так живешь себе в замке, и не знаешь, что тебя незримо оберегают такие хранители.