После обеда я, в очередной раз отослав экономку с ее вопросами к маме, занялась сборами. Снова и снова перепроверяя уже упакованные вещи, я не могла отделаться от чувства, что что-то важное непременно забуду, потеряю, упущу. Но Кати, которая, все еще немного ревнуя к Фенье, вызвалась помочь, только смеялась.
— Да у вас, госпожа Гота, тут и забывать-то нечего.
В моей комнате, где не было посторонних рыцарей, Кати снова осмелела, и даже попробовала было задирать нос перед вчерашними подружками. К счастью, у нее это получалось не очень обидно, да и девушки явно не восприняли все всерьез, шутками отвечая задаваке. Я была рада Катиной помощи, потому что между сборами и шутками мы смогли все же выбрать время поговорить.
— А что же ты не сказала, что вы едете в храм, Кати? Я так хотела побывать на твоей свадьбе.
— Да я на вашей тоже хотела побывать, госпожа Гота. Только госпо… Ульрих сказал что нечего вас зазря дергать: сами постель постелили, самим в ней и спать. Господин барон и так за нас храмовника просил, чтобы не задерживал.
— А когда вы выезжаете?
— Так завтра же. Как вы уедете, так и мы сразу за вами. Только нам в другую сторону.
— А не опасно это, с ребеночком путешествовать? — Я решилась задать вопрос на тему, которую до Катиной свадьбы мы старательно обходили.
— Да нет. — Пожала плечами она. — Если Ульрих сказал, что можно, уж он-то, наверное, знает.
— Да. — Подумав согласилась я. — Господину целителю в этом деле точно можно доверять.
Кати только фыркнула, намекая, что в некоторых делах доверие к целителю может обернуться неожиданными последствиями. Но я не стала обсуждать это, вспомнив мамины наставления об уважении к мужу. В конце концов, что уже обсуждать сейчас, раньше ведь Кати сама об этом говорить не хотела. Тут, как ни крути, господин целитель кругом прав: сами постель постелили. Так или иначе, но закончился и этот день.
Последний свой вечер в замке я провела у мамы, прощаясь. Зайдя к ней со своей вышивкой, я очень удивилась. Удобно устроившись среди подушек, мама плела кружева. Ее пальцы ловко перебирали многочисленные коклюшки, выплетая замысловатый узор, рассмотреть который пока еще не получалось. Наверное, впервые за все время, что я провела в замке Роде, я увидела маму за этим занятием. Не то чтобы плетение кружев считалось чем-то недостойным, но мама, словно специально стараясь что-то забыть, все свое время посвящала вышивке и другим занятиям.
— Я так давно не видела, чтобы ты плела кружева. — Не придумала ничего лучшего я, чтобы начать разговор.
— Было и без них чем заняться. — мама отвечала в своей обычной поучительной манере, но звучало это иначе, то ли грустно, то ли задумчиво… Я не стала спрашивать, привыкнув, что если мама не захочет рассказать, она не расскажет. Сегодня мама рассказывала, но совсем не о том, о чем я ожидала услышать. Мама, тоже впервые за все время, рассказывала о папе Иане. О том, что она, наверное, была очень похожа тогда на глупышку Кати, только что в худородности ее уж точно никто не мог упрекнуть. О том, что говорить им с папой, кроме как о хозяйстве, оказалось не о чем. И потому вспомнить он нем ей тоже почти нечего, почти все время между походами они проводили порознь. О том, как новая хозяйка поместья пыталась утвердиться, всячески указывая вдове ее место, часто и при посторонних… Мама не была бы мамой, если бы не закончила свой рассказ поучением.
— Я уже, кажется, целую вечность ничего не слышала ни об Отгоне, ни о его семействе. Но ты, Агата, будь готова к тому, что как только весть о твоей свадьбе разлетится по стране, тебе непременно напомнят что ты — Блитерстерп. Да ты и сама почему-то упорно отказываешься об этом забывать… Дело твое, в общем. Ты просто помни, что когда к тебе придут Блитерстерпы, на то момент ты уже будешь Люнборг. Думай, прежде всего, о своей семье, а не обо всех, как ты обычно стараешься.
В свою комнату возвращалась задумчивой. Получается, так тоже бывает, что можно прожить с человеком годы, а потом тебе даже нечего о нем вспомнить. Не потому ли так много усилий прилагала мама, чтобы стать настоящей баронин, что хотела быть к папе-барону как можно ближе? Не будет ли у нас с Эриком так, когда дела службы уведут его из нашего дома, возможно надолго? Эрик, словно почувствовав мои сомнения, ждал меня в комнате. В моей комнате, выставив за дверь ошарашенную Фенью. Глядя в ее испуганные глаза, я только пожала плечами и знаком показала, чтобы молчала. До сих пор Эрик не давал повода усомниться в его порядочности. Если подумать, то после того, что он мне недавно рассказал, просьбы папы-барона быть благоразумной выглядят смешными. Именно Эрик из нас двоих был тем, кто всегда помнит о последствиях. А я о большинстве из них просто не догадывалась.
Сегодня мне было по-настоящему все равно. После маминых откровений хотелось спрятаться от всего мира. А лучше всего, как оказалось, от всех невзгод защищали широкие плечи Эрика. Что я и сделала, как только закрыла за собой дверь: подошла и села, прижавшись к плечу любимого.
— Э-й, Синичка! — Поддразнил меня Эрик, обнимая. — Что случилось?
— Ничего. С мамой прощались. — Пересказывать услышанное не хотелось, поэтому попыталась перевести разговор на другую тему. — А ты давно ждешь?
— Да нет. Я и так еле отбился от Генриха, как знал, что я к тебе собрался. Тысяча вопросов, все перепроверь перед выездом…
— Перепроверил? — Я спросила не из праздного любопытства. В практичности нашего будущего короля я уже успела многократно убедиться, как и в то, что Эрик не будет зря спорить со старшим братом.
— Перепроверил. Завтра с утра пораньше подъедут твои подружки, а после совместного завтрака все выезжаем. Ты, надеюсь, готова?
Я на миг задумалась. Готова ли я? Ответила, как обычно, честно.
— Мне кажется, Эрик, что чем дольше мы собираемся, тем меньше я готова.
— Да-а? — Принц удивленно склонился ко мне. — Я думал, что такие короткие сроки на сборы совсем выбили тебя из колеи.
— И это тоже. — Не стала спорить я. — Да я и сама не пойму, что не так. Помнишь день, когда ты приехал? Ну, когда матушка нас еще здесь застала?
— Забудешь тут! — Хмыкнул Эрик. — Знаешь, как мне потом от Генриха досталось, что дверь плотно закрыл? Так, а что с днем приезда?
— А я тогда так по тебе соскучилась, что готова была ехать во дворец в чем была.
Ответом на это признание был поцелуй. Оказывается целоваться можно еще и так: неспешно, словно в этом мире не осталось ничего, ради чего стоит спешить. Нацеловавшись всласть, Эрик решил продолжить разговор.
— А что теперь изменилось? Я тебе надоел, — лукаво подмигнул он мне, — и ты решила передумать?!
— Нет, как ты можешь надоесть?! Ты же замечательный! — Рассмеялась я, но тут же вернулась к своим бедам. — Но чем больше я думаю о будущем, тем больше понимаю, что не готова появиться в королевском дворце. Если уж тут вся округа только о нас и говорит, то представляешь, сколько людей будет обсуждать нас там?
— И сколько времени, как ты считаешь, тебе понадобится, чтобы подготовиться? — Эрик не разубеждал, не уговаривал, а в привычной своей манере искал способы преодолеть препятствие.
— Не знаю…
— Все ясно. — Его Высочество сделал из нашего разговора свои выводы. — Моя маленькая Синичка просто боится.
— А ты бы не боялся?
Эрик помолчал немного, а потом начал рассказывать, баюкая меня в своих объятиях.
— Страшнее всего было, когда мне впервые доверили самостоятельное расследование. Как я теперь понимаю, дело было совсем пустяковым, тем более, меня подстраховали более опытные сослуживцы. Но тогда я всю ночь сидел над бумагами, не решаясь подписать выводы, хотя был точно уверен, что знаю преступника.