Я пошел дальше, понимая, что мне как-то враз стало плевать на слежку.
Следят? Ну не в первый и не в последний раз. Так что идите к черту. Делаю работу и ухожу. А вы будете здесь гнить. То, что здесь оставлю, – только запах сигарет и окурок. Ничего больше.
Перед глазами мелькали собственные ботинки на фоне луж и мокрого черного асфальта… Знакомая вроде бы дорога привела к странному тупику. Подняв глаза и оглянувшись, я понял, что на пути к баракам оказался временный склад пластиковых гробов. Самых дешевых и практичных (всего в полгезелля[9]), упрощенной конструкции «Risen Corp».
Какой идиот занимается тут логистикой? Между посадочной площадкой и бараками возникла длиннющая стена стандартных четырехместных контейнеров, перегородившая пути от аэродрома к «цехам».
В высоту два – два с половиной метра. Если свернуть налево, то лишних триста метров, направо – столько же. Идти в обход не хотелось, кроме того, было понятно, что бараки уже рядом, за данной стеной. Нужно перебраться через нагромождение саркофагов.
Добротная, ставшая классической конструкция. Наследство, оставшееся от государства, которое позаботилось о будущем граждан[10].
Преодолев отвращение, я забрался на первый стеллаж и увидел: точно, в десяти метрах красная зона. Перепрыгнул на следующий стеллаж и, поскользнувшись, едва не упал.
«То-то ржут охранники! Надеюсь, гробы пустые».
Еще прыжок. Нога предательски поехала, и я кубарем скатился вниз, но…
Под ногами оказалась не земля, а еще один гроб, «заботливо» кем-то поставленный. Инерция толкнула вперед, вцепившееся в край саркофага тело навалилось на него, и крышка опрокинутого гроба больно ударила по затылку. В глазах потемнело, но не от боли, а от ярости.
«Сволочи!» – негодовал внутренний голос.
«Сволочи…»
Я поднялся и отряхнулся. Привел в порядок дыхание. Поправил шляпу и проверил кейс. Вроде ничего не отвалилось. Заставлю платить, если что. К гадалке не ходи. Заставлю.
Казалось, все камеры и датчики, какие только могли, глазели на меня.
Ничего. Всех переживу. Я вновь закурил.
Окна ближайших цехов замурованы. Что там происходит? То ломают, то герметизируют. Система создает работу сама себе?
Появилась новая газовая проводка, парогенераторы. Не сомневаюсь – все для санитарного обслуживания, чтобы травить ненужную живность: вшей, крыс и микробов. На крышах мощные вентиляторы, свежевыкрашенные в непонятный грязный цвет.
Красная зона закончилась, и началась синяя. В основном она отличалась отсутствием газового оборудования. Бараки имели небольшие окна с решетками у самого потолка. Больше ничего особенного. Обычные корпуса без герметизации и шумоизоляции, казавшиеся пустыми и тянувшиеся на две сотни метров.
Правда, когда я проходил мимо пустого барака, за спиной раздался едва уловимый, на грани слышимости звук. Похожий на слабый вздох.
Или… это я?
Мало ли что померещится в таком месте. Не останавливаясь и не оборачиваясь, я пошел дальше.
Зеленой зоны в данном лагере не было. По крайней мере, «живьем» гражданских видеть не приходилось. Вместо этого по окончании синей зоны располагался вход в штабной бункер. Пардон, в центральный офис. Малоприметное одноэтажное зданьице, которое незнающий может принять за рядовой склад.
А-а, вот она! Рядом новая посадочная площадка. Перестроили. На старую, значит, загнали хлам. И меня тоже.
Ублюдки.
– Личный номер, – потребовал динамик у бронированной двери, хрипло, будто выплюнул слова прямо в лицо.
– 2. 3. 7. 9. ЧВК «БлекСкай».
Зрачок миникамеры сфокусировался на моей физиономии. Пауза затянулась.
– Как добрались? – электронный голос выразил нотки сарказма.
«Вот и ты, шутник хренов».
– Какова цель вашего приезда?
– Открывай дверь, крыса. Я веду дело в отношении охраны лагеря.
Опять пауза. «Что, съели, да?! Это лишь начало».
В стене на высоте лица открылась маленькая ниша, из которой выглянула стеклянная головка экспресс-тестера: телекамера, фиксирующая микроизменения моих зрачков, и оптический блок, транслирующий мне на сетчатку хитрый поток картинок, что обходит сознание и провоцирует бессознательные реакции[11].
Секунда, и все. Тест пройден. Я не террорист. Лоялен системе. Подсознательное не даст соврать.
Двери бесшумно открылись, они разошлись в стороны – во внутренние ниши стен. И вот я внутри. Первый коридор. Глухая железобетонная коробка, по сторонам бойницы. Укрыться негде. Даже камеры по углам в бронекапсулах. Если попадаешь под перекрестный огонь, то без шансов.
9
Теория «свободных денег» разработана Сильвио Гезеллем (1862–1930). Они характеризуются тем, что со временем их номинальная величина снижается. То есть деньги облагаются налогом на само свое существование – процентная ставка на хранение отрицательная, причем не только для денег, что лежат на банковских депозитах, но и для наличных. Такие «портящиеся деньги» теряют привлекательность как средство сбережения, во многом перестают быть «философским камнем», создающим ценность из ничего, из самих себя и финансовых производных. В результате введения гезеллей хранение денег и финансовые спекуляции становятся менее выгодными, чем вложение в реальный сектор, из-за чего экономика получает импульс развития через ускорение товарооборота. Роль банков снижается до уровня простых расчетных касс, класс ростовщиков и финансистов почти полностью ликвидируется. В то же время при попытке трансляции системы гезеллей с местного на общегосударственный и тем более международный уровень возникает ряд проблем. Дело в том, что Гезелль предлагал обесценивать деньги следующим образом. Владелец банкноты обязан наклеивать на нее через некоторые промежутки времени марку, подтверждающую действительность банкноты на данный момент времени. Марки должны покупаться в почтовых отделениях, а все участники экономического процесса обязаны использовать только банкноты с необходимыми марками. По-видимому, такая система при расчетах наличными работоспособна только в малом, местном, масштабе, где все «друг друга знают». Огромное количество денег, находящееся на руках большого числа людей и организаций, можно гарантированно обесценивать (отсекая фальшивомонетчиков, коррупцию и т. п.) лишь при тотальном использовании электронных денег и запрете наличных, тотальном контроле расчетов. В конечном итоге необходима организация всемирного центробанка, обладающего единоличным правом эмиссии, международных расчетов и дисконта гезеллей, финансового контроля. Таким образом, исчезнет класс множества спекулянтов, но на их месте возникнет один суперспекулянт, который будет владеть всем и лишит остальных доступа к альтернативным эквивалентам ценностей, прежде всего, к золоту. Вероятно, часть прежних «элит», которая не согласится с неизбежной конфискацией запасов золота и собственной ненужностью, объявит центробанку войну… Скорее всего, создание финансового диктатора приведет к обнищанию населения Земли, закреплению социального неравенства из-за того, что стимулирование экономики через дисконт денег наверняка скатится к гиперинфляции. Малый и средний бизнес сильно пострадают из-за невозможности простому человеку скопить средства и невыгодных условий кредита на открытие собственного дела. Монополизм будущего будет характеризоваться невиданной концентрацией власти. Для чего ее используют? Может быть, «кто-то мудрый» (по выражению молодого наивного Дарта Вейдера) инвестирует их в науку и технологии, чтобы повести человечество в космос? Кстати, чем не основание для конфискации золота – на нужды электронной и космической промышленности?
10
Можно найти занимательную информацию о странных приготовлениях правительства США: покупке патронов с экспансивными пулями для сил внутренней безопасности, заготовке пластиковых гробов, строительстве новых лагерей FEMA. Трогательная забота о будущем граждан.
11
В Израиле разрабатываются подобные экспресс-системы распознавания террористов для нужд аэропортов. Принцип следующий: человеку показывают быстрый поток картинок (фотографии лидеров террористических организаций, взрывов и т. п.), одновременно фиксируя его бессознательные реакции.