Я встал, вышел в прихожую, обулся... долгие годы ушли на то, чтобы обуться... открыл дверь и ушел.
* * *
После этого я потерял Кирилла из виду. Лену, кстати, тоже. Зато как-то встретил Рудика.
Прошел год. В конце нынешнего февраля я шел по Суворовскому, неподалеку от Площади Восстания. В желтом свете фонарей падал пушистый снег. Под ногами скрипела пенопластовая корка. Дорога была белой, как белая горячка. Я шел в гости. Перехватив руками за дно, нес большой пакет с бутылками.
— Эй! Бес, бля!
Стараясь не шевелить пакетом, я оглянулся. Он был все такой же. Невысокий, похожий на корень тропического растения. Черные руки, прозрачный взгляд.
— А! Не узнал. Как дела?
Я попробовал, не выпуская пакет, пожать ему руку. Рудик покачал головой и хмыкнул.
— Чем занимаешься?
— Ёбты! А ты, я смотрю, все бухаешь?
Он сказал «бухаешь» так, как взрослый мужчина говорит подростку: «Ты все еще занимаешься онанизмом?»
— Кирилла-то видишь?
— Вижу. Раньше видел. Он мне семь долларов должен. Убью.
— За семь долларов?
— За героин. Лучше бы сам проторчал! Ему было плохо, я ему помог. Где деньги? Бес, бля! Еще и прячется! Лучше бы сам проторчал!
— Он плотно на героине?
Рудик только фыркнул.
— Хочешь, я отдам тебе семь долларов?
— Ты будешь отдавать все его долги? Он половине города должен. И ото всех прячется.
Мы помолчали. На самом деле у меня не было семи долларов. Я перехватил пакет. Бутылки брякнули. Их я купил тоже на чужие деньги.
— Ты не в курсе, он сейчас играет?
— Какое, на хер, играет! Ты слышал, что Серый сдох?
— Какой Серый?
— Их басист.
— Серьезно? Умер?
— А ты не слышал?
— Откуда я мог слышать?
— Ну да. Сдох. Месяца два назад. Бес, бля! Он последнее время у тетки одной жил. Тамарой звать. Она, типа, богатая была. Лет шестьдесят, ничего, а? Какая-то директорша или... хрен знает. Короче, богатая. Серый у нее из дому все золото перетаскал. Чтобы героин купить. Меня как-то угощал. Под конец даже посуду ее продал. А когда деньги кончились, решил к родителям перебраться. Те обрадовались. Ящик вина ему купили. Чтобы он дома переламывался, а не бегал. Ну, он дня три и снимался алкоголем. А потом решил «Минуткой» подышать. Заперся в туалете — наверное, совсем худо ему стало...
— Что такое «Минутка»?
— Не помню. То ли окна мыть, то ли лак растворять. Короче, химия. Дышат ею, как клеем, знаешь? Он в мешок налил и ко рту поднес. Ну и все! Когда родители дверь сломали, он уже синий там лежал. Задохся на хер.
Басиста с флагом на грифе я помнил хорошо.
— Мудак он, этот Серый. Кто так переламывается? Он, видать, первый раз, что ли?.. или, я даже не знаю... почему он так глупо снимался? Хотя, какое, в жопу, — первый раз! У них вся группа: к лету переломаются и бухают. А к зиме опять садятся. Зимой, говорят, делать не хер.
Он говорил о Голованове, у которого была машина и пейджер, а он все проторчал... хотя были времена, у него дома по семь граммов кокса лежало... пятерых таких, как ты, убить хватит!.. о Лукиче, которого пушеры на «Ломоносовской» зарубили топором... о Кефире, который... бес, бля!.. за три грамма по дурости сел, и теперь неизвестно когда выйдет.
Я даже приблизительно не представлял, о ком речь. Он плюнул мне под ноги.
— Ладно, пойду я. Увидимся. А Киру встретишь — скажи, что я его убью. Такие долги отдавать положено.
Кирилла я так и не встретил. Хотя недавно разговаривал с ним по телефону. Он позвонил и сказал, что лежит в неврологической больнице. Может быть, я заеду? Я спросил, что с ним случилось? Кирилл помолчал и сказал, что его кормят таблетками. Он весь прохимичен. Было впечатление, что я беседую с радиоприемником.
— А мясом тебя там кормят?
Он замолчал надолго. Я слышал, как он дышит: маленькими глоточками.
— Мясом тоже кормят, но редко. Таблетки очень сильные. Чувствую, что весь прохимичен. Соображаю плохо. Может быть, заедешь?
— Помогает хоть?
— Если честно, не очень. Но таблетки сильные, должны помочь. Чувствую, что весь прохимичен.
— Ну, удачи тебе. Поправляйся!
Он снова помолчал. Потом спросил, работаю ли я еще в информационном агентстве? В агентстве я проработал меньше месяца. Это было несколько лет назад. Как раз перед тем, как Кирилл первый раз попал в Лавру. С тех пор я рассказывал Кириллу, наверное, о дюжине мест своей работы.
Дома у меня лежит кассета с его первым альбомом. Оформленный Кириллом вкладыш с текстами здорово поистрепался. Хотя кассету я практически не слушаю. В принципе я никогда не любил рокабили.
История пятая,
о суке и про любовь