Ингумбо сидел у костра с закрытыми глазами. Однако при моем приближении (бесшумном, надо заметить) глаза он открыл и щербато улыбнулся. Я тоже растянула губы в улыбке. Вышло так себе, потому как зубы у меня стучали, а по всему телу бегали мурашки. Я пристроилась поближе к костру в надежде согреться. Заметив, в каком я состоянии, Ингумбо протянул «веселый огурец», на, мол, расслабься.
— Не-е, спасибо, я больше не пью, — отказалась я от угощения.
Немного согревшись и перестав клацать зубами, я вернулась к мысли поговорить с нашим Пятницей поконкретнее. Хотелось выяснить, каким же образом он оказался на нашем острове, да еще в полуживом виде.
Как уже было сказано, языками я не владею. Ну, разве только в рамках школьного да институтского курса. Но и там, и там английский я изучала крайне нерадиво. Ингумбо по-английски говорил ненамного лучше. Придется использовать язык жестов. Правда, была еще маленькая надежда, что девчонки успели научить негра не только гадостям, но и кое-чему полезному. Вздохнув, я приступила к процессу.
При помощи прутика я нарисовала на песке кружочек, потом обвела его еще одним, большего диаметра, внутри большого кружочка изобразила несколько волнистых линий. Ингумбо с любопытством наблюдал за творчеством.
— Это — остров, — ткнула я пальцем в маленький кружочек, — на котором находимся мы, — тут я показала пальцем на себя и на спящих «амазонок».
— Девчионьки! — сладко зажмурился негр. — Девчионьки кайф! Миеньти — козьлы!
Спорить с этими, безусловно, верными истинами я не стала. Впрочем, с последним утверждением следовало быть поосторожнее: помощь этих самых «козлов» нам сейчас пришлась бы весьма кстати.
— Оно конечно, но ты все же не торопись с выводами, — вздохнула я.
— Девчионьки кайф! — упрямо повторил Ингумбо.
Тут уж все ясно: спасенный Пятница в знак благодарности влюбился во всех «амазонок» сразу. Любвеобильный товарищ, ничего не скажешь! Но сейчас не об этом. Я взяла уже остывший уголек и бросила его в большой круг, в котором красовались волнистые линии. Указав на волнистые линии, я пояснила:
— Это океан. Оушен. Андестенд?
— Оушен, — протянул руку в сторону океана Ингумбо.
Отлично, дело пошло. Теперь дальше…
Уголек я назвала «Ингумбо» и, потихоньку двигая его по нарисованному океану, положила в центр «острова». Потом уголек я вынесла за пределы кружочка, положила отдельно на песок и нарисовала рядом с ним большой знак вопроса.
— Кто и откуда привез тебя на остров? — пояснила я свои каракули.
Как ни странно, но Ингумбо понял, чего от него требуется. Он вмиг посерьезнел и покачал головой. Затем шмякнул себя ладонью по затылку, молча взял чье-то полотенце, положил его себе на голову таким образом, что получилось некое подобие мешка, закрывавшего глаза, сцепил руки за спиной и так замер. Из чего я сделала вывод, что нашего Пятницу сперва шибанули по голове, потом натянули на пострадавший орган темный мешок, связали руки и в таком виде доставили в Хана-таун. Там для надежности парня малость поколотили и прострелили колено. Таким образом, выяснить, кто так поработал над Ингумбой, не удалось.
Я опечалилась, а Ингумбо тем временем взял в руки уголек, символизирующий его персону, и положил в кружок, изображавший остров.
— Так ты не оттуда? Не с оушена? — протянула я руку в сторону океана. — Ты все время был здесь, на острове?
Ингумбо кивнул. Совсем интересно получается. Уж не с военной ли базы этот Пятница?
Если так, то, выходит, отмутузили его свои же? За что? И зачем ему мешок натягивали на голову? Черт побери, вместо того чтобы проясняться, все еще больше запутывается!
Довольно долго я смотрела на огонь, пытаясь навести порядок в мыслях и связать концы с концами. Получалось плохо, оттого я глубоко вздыхала и качала головой. Ингумбо внимательно за мной наблюдал, тоже время от времени вздыхая. Наверное, он таким образом выражал мне сочувствие. Чуть позже он нашел иной способ посочувствовать загрустившей даме.
— Мангам, — молвил негр, отрезая хороший кусок мяса от зажаренного кабанчика.
— Мангам? — переспросила я, отвлекаясь от тяжких дум. — Это у вас так называется? А у нас это называется поросеночек.
— Поросьенощек… — смешно шепелявя, повторил Ингумбо.
Кусок мяса я проглотила, даже не почувствовав его вкуса — настолько находилась в растрепанных чувствах. От марулы, вторично предложенной Ингумбой, я снова вежливо отказалась: тюленей в водолазных масках видеть больше не хотелось.