Товарищем зарекомендовал себя качественным: снабжал сигаретами в изобилии, не ругался по матерному, пил воду морскую, да посмеивался.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
НА КОРАБЛИ ФЛОТА РОССИЙСКОГО
ДО СЛУЖБЫ ДОПУСКАЕТСЯ.
Гуминский(Боб)
Шабанов (Старшой)
Ясько (Батька Яха)
Брынчик(Сэм)
Августа 22 дня 1976 года. Флот Черноморский.
Подписи курсантов были заверены их отпечатками пальцев.
Глава 4
ШЕСТОЙ КУРС.
ВЫПУСК
В сентябре 1976 года занятия возобновились. Мы, слушатели шестого курса, выступали уже не в роли “карасей”, а бывалых моряков, бравируя перед слушателями пятого курса своей просоленностью и тем, что до присвоения нам звания “лейтенант” оставалось меньше года. Выпускной курс - курс ответственный, и каждый из нас понимал, что легким он не будет. Однако, сознание ответственности прыти в освоении наук нам не прибавило. Все пошло своим чередом. Время, в основном, посвящалось, досугу, несмотря на постоянные требования начальника курса больше внимания уделять учебе.
В сентябре я познакомился со своей будущей женой. Шли занятия по циклу “хирургия” в больнице № 35 г. Горького. В сумрачном коридоре больницы, наполненном запахами лекарств, людской боли и перепрелых щей, за столом дежурной сестры сидела молоденькая, очень симпатичная девушка. Милосердная сестричка. Я представился:
— Меня зовут Петром. В переводе с греческого значит “камень”. Белорус. Значит - “красивый русский”. А все вместе - “красивый русский камень”.
Свидание было назначено на 350-й ступеньке Чкаловской лестницы, если по ней подниматься снизу вверх от Волги. На первом же свидании я ей предложил выйти за меня замуж. Мы сидели на скамейке открытой эстрады, вдыхая запах падающих листьев,от которого кружилась голова и язык не помещался во рту от нагромождающихся на него слов. Плюс искреннее внимание собеседницы, теплый вечер, Волга, предстоящий выпуск, взбесившиеся в крови эритроциты, есенинские стихи о хулигане, безрассудная молодость.
Трудно сказать, что было основной причиной из всех вышеперечисленных, но на мое предложение она ответила согласием.
И мы с тобою сразу стали жить,
Не опасаясь пагубных последствий
(В. Высоцкий)
Мы сняли квартиру на Московском шоссе у очень милых молодых еще хозяев, которые, зная о том, что мы не зарегистрированы, никогда не подавали виду, что знают об этом, тактично изображая веру в ту околесицу, которую я нес, описывая трудности романтики заключения нашего брака, связанной со скоропалительностью нашего решения. В моем изложении история звучала так:
18 сентября, сопроводив на север авианосец “Киев”, мы стояли в Североморске, готовясь улететь к месту учебы. Напротив - город Полярный, не увидеть который просто невозможно, учитывая его героическое прошлое. И я попросил командира корабля отпустить меня на экскурсию, так как билет на самолет до Ленинграда был на следующие сутки. Получив добро, я убыл в Полярный, имея в кармане один-единственный рубль.
Гуляя по городу, я вдруг увидел красивую юную пассию, идущую по улице, и немедленно “упал на хвост”:
— Девушка! Я здесь такой одинокий, ничего не знаю. Будьте моим гидом и разрешите пригласить Вас в кино.
Девушка согласилась, приняв во мне искреннее участие. Направляясь к кинотеатру, я мучился тем, что боялся, как бы фильм не оказался двухсерийным, так как в кармане у меня был только рубль. Но все обошлось благополучно. После фильма я напросился к девушке в гости, мотивируя свое желание тем, что сильно проголодался. Утолив чувство голода и пребывая в отличном расположении духа, я предложил:
— Выходи за меня замуж!
Наутро, оставив записку родителям украденной невесты, мы улетели в Ленинград, где и зарегистрировали свой брак на следующий же день в Выборгском отделе “записей актов гражданского состояния”, воспользовавшись тем, что я когда-то работал здесь дворником.
Эту историю я впоследствии рассказывал множество раз, вызывая в слушателях восхищение своей способностью оперативно принимать самые важные решения, что, по-моему, придавало мне в глазах окружающих определенный шарм.
Ответ на письмо родителям о нашем решении пожениться пришел незамедлительно. Он напоминал скорее ощетинившегося дикообраза, чем мудрое и ласковое благословение.
СОС! Караул! Грабят! Акции местных невест стремительно падают. Жених уходит сквозь пальцы за горизонт. Родители пахнущих молоком деревенских красавиц перестают почтительно снимать шляпы, невзначай приглашая в гости. Дочери, напялив на себя дорогие безвкусные наряды, перестают пыхтеть от усердия понравиться кандидатам в родственники.
Сын-жених, моряк, будущий врач, взращенный бессонными ночами капитал, коварно уводится из стойла. В глухую защиту, СОС! Мне были понятны чувства родителей. Понятен и СОС. Ведь для отца, покидавшего деревню только для того, чтобы оставить свой автограф на Рейхстаге в незабываемом 45-м и матери, не бывавшей дальше райцентра, призрачная жена была избалованной городской барышней, уцепившейся за могучую грудь сына и расчетливо делавшей свою партию.
— Ну что ж, родная, будем сами делать свою судьбу. Марш Мендельсона временно откладывается. Ты согласна?
В декабре 1976 года я тяжело заболел. Областная больница, наполненная плановостью и отсутствием милосердия, подписала контракт на мое лечение. Врачи, мудро нахмурив брови, носили на лице печать сострадания и стремились повысить показатели в графе “выздоровление”. Больные боролись за жизнь, помогая друг другу. Конвейер воспроизводства рабочей силы трудился с бездушием автомата по штамповке гаек. Консервативное лечение не помогло. В середине декабря мне была сделана одна операция, в конце - другая.
Начался сепсис. Молодой крестьянский организм сгорал при температуре 41,2 градусов по Цельсию. К Новому году я никого не узнавал. Прощаться с жизнью не хотелось, но сил сопротивляться оставалось все меньше. Товарищи по учебному отделению, молодые здоровые слушатели, навещали регулярно, принося для больного колбасу, которую я есть не мог и коньяк, который мне был противопоказан. Посему и то, и другое уничтожалось самими посетителями. Мудро качали головами врачи, сестры добросовестно делали уколы, которых я уже не чувствовал...
Сосед по палате, молодой зоотехник одного из колхозов области, обреченный на смерть злокачественной опухолью, надеясь жить сам, свою надежду старался вложить в умирающее тело молодого моряка.
— Не ссы, Петруха! Я таку бабу тебе дам, что она и с того света тебя вытащит, а не только из этой передряги! Мы с тобой, Петруха, еще попьем водочки!
31 декабря вся больница праздновала Новый год. Я очнулся от предложения соседа по палате:
— Петя, давай отметим Новый год, как и все остальные!
Сил отказаться не было. Двадцать граммов коньяка три раза в день применяются в медицине как биостимулятор. А если двести? А если четыреста и сразу? Чем черт не шутит! За Новый год, за тех, кто в море, за мир и дружбу было принято на грудь по целых семьсот.
На следующий день я проснулся с совершенно ясной головой. Температура - 37,2. Сестричка, расправляя боевые шрамы на лице, внесла капельницу.
— Спасибо! Уберите эту клизму! Хотите коньяка?
Возрадовавшись за больного, в нарушение всех инструкций, сестричка милосердно согласилась.
Через месяц, сдав два экзамена прямо в больнице, - инфекционные болезни и Уставы ВС СССР - я был выписан. “Пятерка” по “инфекциям”, которые я знал слабо, “четверка” по Уставам, которые зубрил в течение года. Капитан второго ранга Дельфун мотивировал снижение оценки на один балл тем, что я, выполняя постельный режим, не сдавал строевую подготовку. Жизнь вошла в свою колею.
Незаметно подошла летняя, последняя сессия. Четыре государственных экзамена. Система предъявляла к оплате счет. Шесть лет учебы, переваренные в желудках определенными суммами государственных денег, требовали отчета. Топливо, залитое в организм эскулапов, требовало определить коэффициент его полезного действия. Индикатором чего и служат государственные экзамены.
Десять дней на подготовку. Весна. Буйствующие в крови эритроциты. Зов предков. Любовь. Отвращение к учебникам. Неудачные попытки друзей и знакомых засадить меня за книгу... Первый экзамен. Хирургия. “Отлично”.