В путь отправились в удачный день, который Бао Пыну сообщил специальный гонец из его деревни. Дул попутный северо-восточный ветер силой баллов пять-шесть. Мы поставили триселя «бабочкой» и довольно резво, узлов десять-одиннадцать, понеслись курсом сто девяносто градусов к Малаккскому проливу. Уже есть очень приличные магнитные компасы. По моему указанию хакка изготовили пару для нашей шхуны, скопировав у американцев и доработав по моим подсказкам — сделав картушку румбово-цифровой. Поместили главный компас в кардановый подвес и добавили пеленгатор. Самое забавное, что, как утверждают историки, именно китайцы первыми изобрели этот прибор, причем не для морских, а сухопутных путешествий — пересечения степей и пустынь. Первый компас был в виде тележки, на которой стоял чувак и показывал вытянутой рукой направление на юг, поэтому назывался чи-нан (указатель юга). Впрочем, у меня сложилось мнение, что китайцы и японцы ничего сами не изобретают, а только хорошо усовершенствуют чужие идеи.
В светлое время суток вахтенным офицером был Бао Пын, поэтому я отправился отдыхать в свою каюту, расположенную в полуюте по правому борту. Она из двух помещений, кабинета и спальни. В первом большой штурманский стол, приделанный двумя сторонами к переборкам и один угол поддерживала прямоугольная ножка, на котором расстелена карта, и маленький обеденный, за которым поместятся всего три человека. Ем за ним один, потому что Лианхуа неудобно сидеть на банке: ноги некуда деть. Предпочитает есть на циновке, постеленной на палубе. Ступни у нее маленькие, специально искривленные в детстве для красоты. Это как надо искривить мозги, чтобы уродство считать красотой⁈ Из каюты выходит только со мной, а если кто-то заглядывает ко мне по делу, сразу уматывает в спальню. Я накупил ей шелка разных цветов, иголок и ниток, так что не скучает. Уже нашила мне рубашек и трусов из шелка лет на десять вперед. Вши рыдают!
17
Малаккский пролив никогда не был спокойным местом, даже в двадцатом и двадцать первом веках. Слишком удобно здесь пиратствовать. Мой однокурсник рассказывал, как их здесь грабанули, так сказать, среди бела дня. Две большие моторные лодки выплыли навстречу, собираясь пройти вдоль бортов. Только вот между ними был натянут канат. Как только сухогруз однокурсника зацепил его бульбой, обе лодки прижало к бортам. Несколько «кошек» зацепились за планширь — и через пару минут на борту судна оказалась группа вооруженных людей. Они выгребли все ценное, что нашли, включая личные вещи членов экипажа, и избили тех, кто не хотел расставаться со своим барахлом. К счастью, никого не убили. После чего вернулись на свои лодки, отцепили канат и убыли к берегу острова Суматра. Патрульный корабль индонезийских военно-морских сил встретился с сухогрузом часа через два, когда подходили к рейду Сингапура. Капитана допросили с пристрастием, будто именно он был пиратом. Видимо, испортил статистику бравым индонезийским воякам. Поэтому я не удивился, когда перед входом в пролив с британского фрегата, лежавшего там в дрейфе, выстрелили холостым и подняли на грот-мачте флаги с приказом опустить паруса. Им здорово повезло, что на шхуне был человек, который помнил главные сигналы британского военно-морского флота.
— В чем дело? — спросил Бао Пын.
— Хотят досмотреть шхуну, проверить, не пираты ли мы, — ответил я.
— А мы похожи на пиратов⁈ — удивился он.
— Мы не очень похожи на купцов и проходим здесь впервые, нас не знают, — объяснил я.
Двенадцативесельный катер подошел к нашему подветренному правому борту минут через двадцать. Командовал им молодой человек лет двадцати. На нем был синий мундир с алыми отворотами, напоминающий фрак, и белые брюки. Когда я служил в британском флоте, мундир походил на камзол, отвороты были белыми и бриджи вместо брюк. Впрочем, каждый шил себе такой мундир, какой хотел. Видимо, с тех пор этот принцип не изменился. Эполеты молодой человек имел на обоих плечах. Для полного капитана с выслугой более трех лет слишком молод. Значит, уже перешли на новую систему знаков отличия, по которой эполеты без «звезд» на обоих плечах полагались лейтенанту.