Калькутта состоит из Белого города и Черного. Первый начинается от восьмиугольного каменного форта Уильяма, построенного Джон-компани. Аборигены однажды захватили его и извели весь гарнизон. Потом британцы отбили форт и перестроили, сильно укрепив. До недавнего времени оттуда правил генерал-губернатор Индии, а теперь там таможня. Возле форта большой парк с площадками для крикета. Дальше идут улица Чауринги, застроенная дворцами самых разных архитектурных стилей, возведенных под девизом «Попробуй выпедрись круче меня!». На некоторых отрезках мне казалось, что иду по старой части Санкт-Петербурга. Мощеные улицы были широкими, ровными и чистыми. Европейцы передвигались по ним в каретах или паланкинах, причем на украшение этих транспортных средств потрачено столько золота, что удивительно было, как эту тяжесть перемещают. Аборигены попадались редко, в основном слуги. Больше было аистов. Они типа священные птицы, потому что поедают всё, начиная от падали и заканчивая лягушками, змеями и крысами, которых здесь немеряно, особенно у реки. Дальше был Черный город, напоминавший огромный вонючий нарыв. Кривые грязные улицы петляли между домишками, построенными из чего угодно и населенными очень крепкими людьми, потому что выжить там было проблематично. Вместе с ними обитали полудикие собаки и кошки и полуручные обезьяны. По улицам бродили священные коровы, оставляя липкие вонючие лепешки. Над обоими городами по ночам властвовали комары, мошки и мотыльки. Их было столько, что свечу ставили в чашу с водой, которую время от времени меняли, потому что заполнялась утонувшими насекомыми. Иногда на городские улицы заглядывали в гости шакалы, гиены и даже тигры.
Таможенный офицер, довольно упитанный и бодрый малый, приплыл на четырехвесельной лодке сразу после того, как шхуна встала на якоря неподалеку от форта Уильяма. Узнав, что привезли товары Джон-компании, сказал, где находится их офис, и сразу убыл восвояси, даже отказавшись угоститься байцзю, хотя уже начались вечерние сумерки. Я еще подумал, что ему нельзя употреблять спиртное, потому что принимает антибиотики, а потом вспомнил, что еще даже слова такого нет. Таможенник взял только корреспонденцию от Чарльза Эллиота. Это была кожаная сумка со шнуровкой, скрепленной сургучной печатью. Меня предупредили, что вскрывать ее нельзя. Я, конечно, послушался. Внутри были личные письма сотрудников миссии родственникам в самых разных частях мира и отчеты агентов о Китае. Я порадовался за британскую разведку: в ней столько будущих корреспондентов желтых газетенок!
Собирался навестить офис Джон-компани утром, но представитель ее приперся сам рано утром, когда я завтракал. Это был худой тип лет двадцати четырех с лицом желтушника, причем бакенбарды были под цвет кожи, напомнивший мне его кантонского коллегу, хотя оказался не таким занудой. Наверное, малярия колбасит их обоих. Или сюда набирают только таких, чтобы никто им не завидовал. Он забрал грузовые документы, сказал, что разгрузка начнется послезавтра, потому что нашего прихода не ждали. Лодочники и грузчики были отпущены до начала высокого сезона. У меня появилась возможность прогуляться по городу до наступления полуденной жары, которая в этой болотистой местности переносилась даже хуже, чем в Тринадцати факториях. Решил, что первая прогулка будет и последней, что отныне на берег только по делам.
На следующее утро после завтрака я решил порыбачить. Ганг сейчас прямо таки переполнен рыбой, включая пресноводных акул, что не удивительно при таком количестве плывущих по нему трупов людей и животных. Я закидывал спиннинг с кормы шхуны поперек течению. Брало буквально сразу. Попадались судаки, щуки, изредка золотые махсиры, причем экземпляры весом в десятки килограмм, запросто рвавшие снасть. После первого порыва я выбрал самую маленькую блесну и успел натягать рыбы на обед всему экипажу, пока меня не отвлекли.
На двенадцативесельном баркасе прибыл пожилой пехотный сержант в белом льняном кителе и штанах, а на голове килмарнок — шерстяной берет, который солдаты по неизвестным мне причинам называют пирогом со свининой. Сзади у головного убора чехол из ткани, закрывавший затылок и шею от солнца, а сверху красный помпон. Видимо, цвет этого украшения должен отсылать к традиционным красным мундирам британских пехотинцев.
— Капитан, с тобой хочет увидеться Уильям Макнахтен, — сообщил он.
— А кто он такой? — первым делом поинтересовался я, хотя и так знал, потому что одно из писем Чарльза Элиота, самое длинное, на шести страницах, было адресовано этому чиновнику.