Клипер «Юдифь Перкинс» стоял на якорях, двух носовых и двух кормовых, возле острова Лантхау. Оказался американским, года два от роду, не больше. На кормовом флагштоке поднят флаг с тринадцатью чередующимися красными и белыми полосами и двадцатью четырьмя белыми звездами на красном фоне. Когда я стал золотоискателем в Калифорнии в тысяча восемьсот сорок девятом году, штатов было тридцать. За двадцать следующих лет приняли семь новых, то есть в среднем уходило по три года на каждый. Если в предшествующий период была та же скорость, то сейчас тысяча восемьсот тридцать первый год.
Наша флотилия ошвартовалась к обоим бортам корабля, встав в несколько рядов. Матросы с радостью принимали концы из койра — волокна кокосовых орехов, из которого здесь делают много чего, в том числе рыболовецкие сети и циновки. Судя по репликам, которыми обменивались янки, к ним прибыл не только и не столько плавучий продуктовый рынок и прачечная, как я предполагал, но и бордель. На ближних к кораблю сампанах выстроились молодые женщины и начали обмениваться с клиентами фразами на смеси китайского, португальского и английского, который в будущем назовут пиджин инглиш (голубиный английский). Моряк, договорившись, спускался по штормтрапу или толстому канату к проститутке, исчезал с ней под навесом. Спрос превышал предложение, потому что цена была низкой: медная монета, или оловянная пуговица, или клубок ниток, или горсть табака… Многие танка, включая женщин и детей, курили короткие трубки из глиняной чаши и бамбукового чубука.
Сампан, на котором находился я, приткнулся в третьем ряду. На нем ничем не торговали. У Бо, хозяин лодки, видимо, без одобрения относился к способу зарабатывания соплеменницами.
Я перешел на сампан в первом ряду, на котором предлагали фрукты и потому никого из покупателей пока не было, и поприветствовал членов экипажа клипера, которые ждали своей очереди:
— Привет, парни! Откуда приплыли?
— Из Бостона, Массачусетс! — проорал рыжий здоровяк так громко, словно нас разделяла пара морских миль. — А ты?
— Уилмингтон, Северная Каролина, — ответил я, решив выдать себя за уроженца этого города, который в тысяче с лишним километрах южнее их порта приписки.
— Бывал я там разок! — продолжил он орать.
— Понравилась наша набережная? — задал я вопрос, чтобы подтвердить свою легенду.
— Да, девки там прогуливались красивые, не чета этим! — показал он на аборигенок и спросил в свою очередь: — Ты как оказался среди морских цыган⁈
Значит, я не сильно ошибся, приняв женщин-танка за цыганский табор.
— Моя шхуна ночью во время тайфуна налетела на риф. Пока не знаю точно, но, вроде бы, только я добрался до берега, — рассказал ему.
— Поднимайся на борт, — приказным тоном предложил стоявший чуть поодаль от остальных, ближе к полуюту, высокий голубоглазый блондин лет тридцати шести, обладатель вытянутого костлявого лица, поросшего густыми бакенбардами, переходящими в усы, одетый в соломенную шляпу с красной лентой на тулье и чистую белую рубаху с треугольным вырезом и пятнами пота ниже подмышек.
Я не стал ломаться, быстро вскарабкался по штормтрапу, спрыгнул на надраенную палубу. Теперь нижнюю часть тела блондина не закрывал фальшборт, и я увидел, что на нем светло-кремовые хлопковые брюки и темно-коричневые туфли со шнурками, в то время, как все остальные члены экипажа были в коротких штанах типа шортов и босы. Значит, капитан или старший офицер.
— Добрый вечер, мастер! — произнес я: не угадаю, так польщу.
— Как тебя зовут? — поприветствовав в ответ, поинтересовался он.
Значит, с должностью я не ошибся, и представился одним из своих прежних имен:
— Александр Хоуп.
— Кем служил на шхуне? — задал он следующий вопрос.
— Помощником своего отца, судовладельца и капитана, — ответил я.
Мой собеседник гмыкнул потому, видимо, что недооценил сперва мой социальный статус, приняв за матроса, после чего жестом показал, чтобы шел за ним к овальному столику и трем банкам, стоявшим в тени на главной палубе перед полуютом, и на ходу громко приказал кому-то:
— Том, принеси вина и трубку!
С короткой трубкой из красного дерева, набитой мелко нарезанным табаком, и оловянными кувшинчиком и двумя кружками появился из полуюта негритёнок лет двенадцати. У меня появилось подозрение, что янки дают имя Том только неграм и котам любой масти. Вино было прокисшим, но я так соскучился по нему, что выпил с удовольствием.