На следующее утро в бухту Тай Там прибыла узкая, быстрая, двенадцативесельная джонка с юным посланником, который передал мне привет от друга из Хоугуаня и просьбу навестить его, как можно скорее. Я тут же согласился отправиться в путь, хотя не выспался, потому что половину ночи провел, перепродавая опиум для китайского народа. Звали юношу Линь Сиконг. Он приходился племянником циньчаю дачэню. Свое имя, которое можно перевести, как Сообразительный, оправдывал. Он увлекался поэзией и по моей просьбе часть пути, пока я не заснул, декламировал стихи, не уточняя, какие его, а какие принадлежат другим авторам, поэтому не могу сказать, талантлив или нет. Это не считая того, что китайская поэзия очень оригинальна. Обычно в строках, рифмованных или нет, пять или семь иероглифов, подобранных под определенный ритм, напев, о чем и делается пометка. Одни для солиста, другие для хора. Поскольку форма сильно довлела над содержанием, а не наоборот, как принято у европейцев, китайская поэзия произвела на меня усыпляющее впечатление.
Племянник доложил об этом дяде, который и начал разговор с ироничного замечания:
— Сиконг рассказал, что наша поэзия так понравилась тебе, что ты сразу заснул.
— Не спал половину ночи, вот и отключился под монотонные напевы, — сказал я в оправдание.
— Продавал опиум? — как бы в шутку поинтересовался Линь Цзэсюй.
Я помнил, что в каждой шутке всего лишь доля шутки, поэтому изложил свои установки на этот жизненный период:
— Понимаю, что кажусь вам беспринципным дельцом, который с одной стороны порицает употребление опиума и помогает вам, а с другой наживается на нем и помогает британцам. Я знаю, что этот процесс невозможно остановить ни мне, ни вам, ни хуанди. Значит, надо если не возглавить, то хотя бы поиметь с него. Тем более, что в моей стране торговля опиумом сейчас не считается преступлением, и она не является союзником или врагом Таньчао и Британии.
Не стал говорить ему, что я не американец, что для моей родины обе стороны нынешнего конфликта — враги, только одни уже сейчас, ведь через полтора десятка лет начнется Крымская война, а другие в более далеком будущем. Так что помогаю борьбе жабы и гадюки. Пусть взаимоистребляются.
— Эти британцы оказались не так сильны, как ты говорил. Наши отважные моряки потопили их двухмачтовую джонку, — насмешливо произнес Линь Цзэсюй.
— Ваша победа оказалась настолько тайной, что британцы даже не заметили потерю своей шхуны, — тем же тоном заявил я.
— Ты хочешь сказать… — начал он.
— … что твой подчиненный немного приврал. У британцев всего трое раненых, — сообщил я.
— Ли Энжу опять обманул меня! — возмутился циньчай дачэнь. — Я уже отправил гонца к хуанди с докладом о победе, и теперь тоже буду выглядеть вруном!
— Ничего страшного. Вряд ли кто-нибудь узнает, как было на самом деле. Слишком далеко отсюда до Бэйцзина, — успокоил я.
— Не в этом дело! — огорченно воскликнул он. — На основании ложных докладов наш хуанди принимает неверные решения. Он приказал мне писать только правду, какой бы горькой ни была, а я подвел его.
— Пошли второго гонца с честным докладом, — предложил я.
— Это еще хуже. Скорее всего, первый останется незамеченным, а если я пришлю второй, то запомнят только то, что в предыдущем я наврал. Ты не догадываешься, сколько у меня врагов при дворе, готовых воспользоваться любой моей оплошностью, — объяснил Линь Цзэсюй.
— Почему же, очень даже догадываюсь. Ровное зеркало — самый опасный враг кривых, — сказал я.
Польщенный циньчай дачэнь произнес, сочтя, наверное, свои слова ответным комплиментом:
— В тебе пропадает придворный!
— Предпочитаю быть свободным человеком! — отмахнулся я.
— Ты даже не догадываешься, как я порой завидую тебе! — признался мой титулованный собеседник, после чего сделал знак племяннику, который с набором для чаепития на большом, деревянном, черном с красными цветами подносе молча ждал в другом конце помещения.
Юноша быстро приготовил нам белый чай, разлил по пиалам и сразу удалился.
— Как ты предлагаешь поступить с британцами? — сделав пару глотков чая и успокоившись, спросил Линь Цзэсюй.
— Никак, — ответил я. — Считай случившееся страшным сном, а чтобы он не повторился, прикажи своим военным морякам «не замечать», как враги закупают провизию у ваших крестьян. Голодный человек на пути к еде превращается в дракона, — перефразировал я китайскую поговорку. — Так что пусть ваши бедняки немного заработают, а враги расслабятся. Наслаждайся последними месяцами или даже днями мира. Когда прибудет их главная эскадра, проблем у тебя будет намного больше, чем сможешь решить.