Вот он — переход точки невозврата. Был совершён так давно, но лишь сейчас Хейли отпускает чёртовых внутренних ангелов, что так мешали, сговариваясь с совестью и уничтожая девушку изнутри. Она расслабляет лицо, страх сам собой сменяется улыбкой и руки будто становятся сильнее. Ну, или пушка легче.
Вопли, рыдания, паника. Она полной грудью вдыхает этот воздух, пропитанный слезами, кровью и потом. Жалеет, что так долго изображала хорошую девочку, так много времени потеряно, и стоило раньше обратить внимание на то, что мосты сожжены, а от блестящего, хоть и далёкого от того, что когда-то видела в мечтах тринадцатилетняя Хейли, будущего её отделяет шаг. Надо лишь протянуть руку одному рыжеволосому бесу, хозяину тёмной стороны, всё это время неосознанно шептавшего ей на ухо оды своему миру безумия.
Охранники, что, естественно, были заодно с бандитами, не дают гостям вечера покинуть помещение, а особо отважные богачи получают кулаками по лицу, животу и другим чувствительным местам.
Хейли стреляет в воздух и пули, разрезающие воздух, создают настоящую музыку. Кажется, она прекрасней произведений Моцарта или Бетховена. Люди в панике мечутся, те, кто поумнее — прячутся. Остерегаются людей с оружием все кроме одного высокого тощего мужчины лет сорока пяти, прячущего панику за маской бесстрашия и знания цены собственной шкуры. Когда девушка прекращает палить и складывает свой пистолет в карман фартука, он трясущейся рукой разворачивает её за плечо лицом к себе и с напускным презрением произносит:
— Я требую, чтобы меня выпустили отсюда. Вы пожалеете о своей причастности к этому безобразию, когда узнаете, кто я.
Хейли приподнимает бровь, усмехается и интересуется, сложив руки на груди:
— И чем же ты мне угрожаешь?
Паника прорывается сквозь маску храбрости и мужчина, не зная, что делать, сжимает пальцы на шее девушки.
Такого она не ожидала. Одной рукой хватаясь за его запястье, второй она ищет на ближайшем столе тупой столовый нож и, нащупав его, с яростным криком всаживает нахалу в живот с такой силой, что тот входит в плоть по самые пальцы, держащие рукоять. Тот человек хватается за рану, судорожно вдыхает воздух и оседает на пол, ложась у ног Хейли.
Она с отвращением смотрит в стеклянные глаза и переводит взгляд на собственную руку, скользкую и мокрую на ощупь.
Кровь. На её руке. Она проклинает себя за то, что лишилась возможности почувствовать кайф убийства ещё утром, с мистером Сисеро. Кажется, она освободилась от той идиотской морали, от страхов и предубеждений. Ничего, время насладиться отросшими крыльями ещё будет. Наверняка. А пока нужно срочно выйти. Тот ублюдок всё-таки что-то пережал и в глазах стремительно темнело. Видя, что из зала выходит девушка, опираясь о стену и пачкая её кровью со своей руки, люди с оружием понимают, что она из своих.
Приглушённые крики и более свежий воздух в холле поначалу немного раздражают. К атмосфере хаоса привыкаешь за считанные секунды. У входа в зал со сценой стоят длинные столы с подносами, приготовленными для официантов, и вином, а так же тарелками с закуской. Хейли не смотрит на самые дальние бутылки с водой и осушает один за другим четыре бокала.
Поначалу вино кажется чуть более терпким чем надо соком. Она ждёт чувства облегчения и садится на пол.
Для чего это все? То, что произошло минуту назад. Хейли спрашивает себя, стоит ли Джером того, чтобы убивать себя и взращивать бесчувственную психопатку? Она ведь даже перестаёт чувствовать то благоговение, нежное всепоглощающее нечто, как в начале. Это становится помешательством, одержимостью, попыткой ухватиться за выступ наверху скалы, когда рухнул вниз тот, на котором приходилось стоять. Жалкое самовнушение, что она становится счастливее, что она становится кому-то другом, а не обузой. И ей плевать. Она точно знает, что готова покинуть его лишь по велению смерти. Она обвенчана с ним Дьяволом, они породнились кровью, кровь его отца на её руках. Она убьет не только себя до самого конца, но и кого угодно. Хоть Галавана, давно такая идея была. Этот парень как наркотик. Она не сможет жить без него, даже если не знает, почему. Готова стать его тенью, его щитом, его личным пушечным мясом, балластом, злобным арлекином, кем угодно, лишь бы вдыхать запах пороха и геля, исходящий от рыжих волос. Хейли усмехается. А сам Джером об этом знает? Возможно. Но скорее всего нет.
Алкоголь ударяет в голову со звуком тридцати барабанов. Хейли шипит, это было слишком резко, хоть и ожидаемо.
Срочно на улицу. Благо, можно пройти через чёрный ход, тут недалеко. Перед праздником им быстро рассказали все, что может спасти им жизнь, или наоборот лишить её. Этот ход был одним и для холла, и для того зала, где заперты люди. Есть риск встретить кого-то из гостей торжества.
К чертям. Потеря рассудка и слепая смелость зашагали перед Хейли, держась за руки.
Она следует за ними по коридору, заворачивая за угол, простреливая замок хлипкой двери за шторой и оказываясь в помещении, выполняющем роль склада со стульями, столами и некоторой выпивкой на особый случай.
Голоса…
Детские. Серьёзно?
Девушка делает недоумевающее лицо и смело направляется в сторону, откуда они доносятся.
Девчонка лет 14 в сером платье с как-то по-кошачьи далеко посаженными глазами. Ах, это она бегала и опустошала карманы дорогих пиджаков, думая, что её ловкость — причина того, что она осталась незамеченной, а не пренебрежительное отношение богачей к жалким суммам в кошельках. Ну и то, что самые внимательные люди так же сильно ненавидели этих толстосумов.
Рядом с ней Брюс Уэйн. Наследник знаменитой корпорации «Уэйн Интерпрайзес», которого Джером едва не распилил. Маленькая воровка и такой же маленький миллионер. Идеальный дуэт.
— Хей, ребятки, что вы тут забыли? — проговаривает Хейли, подходя к ним и удивляясь тому, как тяжело стало шевелить языком.
Девчонка смело делает шаг вперёд. У мисс Маккарти сейчас вид далеко не устрашающий, а скорее жалкий. Да и старше она их двоих всего лишь года на четыре, чего её бояться?
— Предлагаешь вернуться туда? В поле зрения того психопата? — юная воровка вступает в диалог, не видя опасности в откровенно пьяной девушке перед собой.
— Не называй этого идиота психопатом, — грозит пальцем Хейли и пытается понять только что сказанное.
— А как ещё звать маньяка? Почему ты вообще на него работаешь? — девчонка заводится вместо того, чтобы бежать. Кажется, будто эта ситуация подействовала на нервы каждого и немного лишила здравого смысла.
— Ты не понимаешь, — собравшись, драматично говорит Хейли, — ты бы не спрашивала, если бы знала, что я сама каждую ночь задаюсь этим вопросом и не нахожу ответа. Что проклинаю себя за то, что по непонятным причинам привязалась к нему, будто сотней наручников. — она потрясла в воздухе рукой, слыша в голове звон металлических цепей, — Что каждый раз едва половину души не отхаркиваю, когда он мной доволен!
Сколько боли и отчаяния в этой речи, рассказанной наихудшим слушателям. Восемнадцатилетняя девушка теперь похожа на взрослую женщину, проигравшую свою судьбу в карты. Хотя нет, отдать свою жизнь в лапы убийственной одержимости другим человеком — что-то более благородное.
— Значит, ты тоже помешанная? — с опаской спрашивает девочка.
— Выходит, да, — губы Хейли неловко разъезжаются в широченной улыбке. Сумасшедшей её ещё никто не называл.
Юный Брюс Уэйн за этой сценой наблюдал с крайним недоумением и желанием больше не видеть подобного. В его глазах блестела искренняя жалость к девушке, пребывающей в промежуточном состоянии между женской версии Джерома Валеска и обычным человеком, добрым и способным к сочувствию.
Они потеряли немного времени, но Хейли становится всё хуже и хуже.
До того, как девочка дергает за руку своего спутника, предлагая тем самым продолжить путь, Маккарти делает шаги вперёд:
— Вы как хотите, а я на волю.