Выбрать главу

Наконец, маркиз д’Аржансон, так отчаянно ненавидевший маркизу, что весь свой дневник он написал на самом деле с единственной целью — опорочить ее в глазах потомков, не смог найти для начала ничего хуже следующих слов: «Она бела как снег, лицо никакое, но грациозна и талантлива. Высока, сложена довольно плохо».

К тому времени, как Ренетт выросла в девицу на выданье, в парижском обществе уже говорили, что она достойна короля. Да и сама она жила мечтою о любви короля с тех самых пор как побывала у гадалки; впрочем, эта мечта вряд ли была осуществима, ведь мещанка не могла быть представлена королю, и кроме того у него уже имелась фаворитка. Тем временем оказалось, что ее родителям не так просто выдать дочь замуж, так как репутация обоих оставляла желать лучшего. Конечно, отец, господин Пуассон, был интересным самородком, но впутался когда-то в какую-то темную историю, говорили даже, будто его чучело было публично повешено палачом после бегства Пуассона в Германию, а уж по происхождению ему было далеко и до буржуазного сословия. Он никогда не старался казаться не тем, чем был на самом деле, и нимало не беспокоился о внешних приличиях, поэтому немногие стремились с ним породниться. Что до очаровательной мадам Пуассон, то она была умна, воспитанна, но увы, не добродетельна. Мало того, эта славная, но сомнительная пара не отличалась и богатством. Зато богат был господин де Турнем, который и взял дело в свои руки. Он предложил своему племяннику, господину Ленорману д’Этиоль, жениться на Ренетт. Д’Этиолю эта идея не понравилась, но де Турнем предложил такие прекрасные условия — выделил огромное приданое, гарантировал, что молодые проживут всю жизнь в его доме и за его счет (все их расходы, включая жалованье личной прислуги, он брался оплачивать из своего кармана) и сверх того обещал оставить все свое состояние племяннику — что д’Этиоль сдался. Они поженились в марте 1741 года.

И молодая пара, и господин и госпожа Пуассон жили у де Турнема, в его парижском особняке де Жевр на улице Круа де Птишан, или в замке ц’Этиоль в Сенарском лесу. Этиоль был одним из самых очаровательных из того множества домов, в которых жила и которые отделала Ренетт, и не избежал злой судьбы, тяготеющей почти над всеми ее домами. В начале нашего века владелец снес замок, чтобы не платить за него налогов. Не успел Ленорман д’Этиоль обвенчаться с Ренетт, как страстно полюбил свою жену, да и она часто говорила, что никогда его не покинет — разве что ради короля. В семье это считалось шуткой, но для мадам д’Этиоль шуткой вовсе не было.

Ее дочь Александрина родилась во время болезни короля в Меце. Кто-то сказал ей, что жизнь короля в опасности, и тут состояние роженицы до того ухудшилось, что она едва не отдала Богу душу. (Александрина была ее вторым ребенком, первый сын умер в младенчестве). И все же если, подобно многим женщинам, она и мечтала о другой жизни, то зато собственная ее жизнь была самой приятной. Она была молода, красива, богата, окружена любимой семьей, души в ней не чаявшей. Все ее желания предупреждались. В Этиоле построили большой театр с новейшим оборудованием, сценой, чтобы она в нем играла; Вскоре ее признали лучшей непрофессиональной актрисой Франции. Ее лошади и экипажи были предметом зависти всей округи, так же как платья и драгоценности. Она обладала удивительной элегантностью, что в те времена было куда труднее, чем теперь, так как не существовало великих домов мод и каждая женщина сама изобретала свои наряды.

Мадам д’Этиоль была женщина решительная, хорошо знала, чего хочет от жизни, и обычно получала это. Теперь, выйдя замуж и обретя свободу вращаться в обществе, она подумала, что неплохо бы завести у себя салон и принимать знаменитых интеллектуалов, Благодаря своим талантам и состоянию она явно подходила для такой карьеры. Интеллектуальная жизнь Парижа вращалась вокруг группы писателей, известных как «философы», которые как раз принялись составлять великую энциклопедию человеческих знаний — это их занятие привлекало всеобщее внимание и непрерывно приносило им неприятности с церковью и двором. Они жили в сиянии славы, мир не сводил с них глаз — отчасти из-за Энциклопедии, а отчасти потому, что к группе примыкал сам Вольтер, а он был из тех, кто наделен талантом притягивать к себе интерес людей. Идеи философов породили тот нравственный климат, в котором в конце концов разразилась французская революция, но если бы они до нее дожили, то все как один пришли бы в ужас. Философы не были христианами, однако нельзя их назвать ни атеистами, ни анархистами; например, Вольтер верил в Бога и любил королей. Они хотели помешать мертвящей руке церкви произвести во Франции такой же интеллектуальный паралич, какой царил в Испании времен Франко. От правительства они хотели больше справедливости, меньше закулисных тайн, а также некоторых умеренных реформ. К несчастью, система, оставленная Людовиком XIV, была непроницаема даже для умеренных реформ, ее надо было взрывать динамитом.