Глава 7. Лестница
Он любит совсем не вас, — часто повторяла маршальша де Мирепуа, — он любит вашу лестницу». И правда, король любил эту лестницу, которая вела наверх, к восхитительному созданию, к веселой и умной собеседнице, к той, что жила мыслями о нем и о его удовольствиях. Комнаты, к которым вела эта лестница, расположены в северном крыле дворца, на втором этаже. Если, попав в Версаль и войдя в сад через обычный вход, повернуть налево и отсчитать девять верхних окон от северо-западного угла, то это и будут окна мадам де Помпадур. Мы и сейчас видим то же самое, что открывалось ее взору с маленького балкона между статуями, венчающими собой колоннаду: северный партер, фонтаны с русалками и купидонами, аллею Деревьев, подстриженных так, что образуют сплошную стену из листьев, ведущую к бассейну Нептуна, а за верхушками деревьев — лес Марли, уходящий за горизонт. Мы и сейчас слышим бой башенных часов в приходской церкви, звуки органа дворцовой часовни — всего в двух шагах, птичий щебет в парке, а из Фонтанов доносятся лягушачьи песни, похожие на Утиное кряканье. Но нам уже не услышать из леса королевской охоты, и ни лай гончих, ни охотничий рог, ни высокий хрипловатый клич короля Людовика не долетят до нас. Ее комнаты, теперь такие пустые, залитые холодным северным светом, чуть не ломились в те времена, когда в них жила маркиза — так тесно здесь было от множества людей, животных, птиц, картин, безделушек, всевозможных редкостей, мебели, тканей, бесчисленных узоров, планов, набросков, карт, книг, ее вышивок, писем, косметики. Все комнаты утопали в цветах, в них стояло благоухание, как в оранжерее — просто уму непостижимо, как все это здесь помещалось. Стены, некогда лакированные Мартэном в ее любимых светлых и нежных тонах, теперь выкрашены белой краской, но панели те же самые и планировка квартиры осталась неизменной. Маленькая комнатка, где жила ее камеристка мадам дю Оссе, цела до сих пор, как и дымоход, через который она подслушивала беседы маркизы с королем, к большому нашему счастью, так как она записывала услышанное слово в слово. И сейчас можно видеть лифтовую шахту, где находилось подъемное кресло, на котором слуги подтягивали кверху маркизу, чтобы уберечь ее от крутого долгого подъема по лестнице. Этажом ниже, окнами в темный маленький внутренний дворик, размещалась квартира врача и большого друга мадам де Помпадур, доктора Кене.
Не успела мадам де Помпадур поселиться в Версале, как сразу же взялась направлять и вдохновлять современных ей художников. Она обладала великим даром дилетанта, эрудицией, неутомимой энергией в стремлении к совершенству, интуитивным пониманием творческой натуры, что позволяло ей добиться от художника наивысших достижений и внушить ему собственные идеи, не задев его чувства. До начала Семилетней войны она располагала неограниченным кредитом, так как король, прежде довольно прижимистый, никогда, казалось, не считал ее расходов. Может быть, потому, что маркиза знала, как к нему подойти. «Ему ничего не стоит подписать чек на миллион, — говорила она камеристке, — но трудно расстаться с небольшой суммой из кошелька». Самой ей нередко не хватало денег, и она жаловалась, что в Париже ей жилось куда богаче. После ее смерти в ящике комода обнаружилось лишь несколько луидоров. Задолго до этого мадам де Помпадур продала все свои бриллианты и Коллену приходилось занимать деньги на текущие расходы. Но после нее осталось столько произведений искусства, что хватило бы на несколько музеев, а их распродажа заняла восемь месяцев — ведь она проводила дни в кипящей жизнью художественной среде, что заменяло ей пищу телесную. Она очень выгодно отличалась от своих преемниц — мадам дю Барри, Марии Антуанетты -- тем, что всегда заботилась о работавших на нее художниках и никогда не была им должна. В общей сложности она обошлась королю, как считали, в 36 миллионов ливров, что ставилось ей в большой укор (кстати, Семилетняя война стоила 1350 миллионов), но все ее дворцы возведены были на его землях и все, кроме Менара, отошли обратно к королю.
И эти дома, и произведения искусства могли бы стать сокровищами Франции, если бы почти все, созданное маркизой, не было уничтожено и разворовано во время революции. Креси, Бремборион, Эрмитаж в Компьени разрушены дотла, Эрмитаж и Резервуар в Версале, Елисейский дворец, ее апартаменты в Версале, Фонтенбло, Трианоне и Компьени переделаны до неузнаваемости. Все, чем она владела, пущено по ветру, и лишь изредка увидишь что-нибудь в музее или частном собрании — маленький будуар из Брембориона, селадоновые рыбки, сафьяновый переплет с тиснеными замками и грифонами, покрытый узорами комод, камея, «а вот это — веер Помпадур». Вскоре король начал разделять ее любовь к красивым вещам, и ничто не могло быть для него благотворнее. До сих пор его частная жизнь была лишена серьезных интересов. Литература его не привлекала, не питал он и той страсти к музыке, которой отличались все его дети. Политика поглощала значительную часть королевского времени, но он никогда не говорил о ней за пределами зала заседаний совета, так как знал, что каждое его слово разойдется по всему свету, да еще и обрастет слухами. Единственным занятием, которое он действительно любил, была охота, а так как это тема совершенно безобидная, то король редко говорил о чем-нибудь другом, что явно недостаточно для умного человека. Мадам де Помпадур, следуя собственным наклонностям, нашла для него увлечение, которое он мог обсуждать с кем угодно без всяких опасений. С этих пор непрерывно строились или покупались дома, их перестраивали и отделывали, окружали прекрасными садами. Частные покои короля в больших дворцах постоянно переделывались, для них выбирали и заказывали мебель, картины, скульптуру, вазы и безделушки. Со всего света привозили редкие минералы, которые оправляли в золото, серебро, бронзу; висячие сады и вольеры наполнялись редкими растениями, птицами, животными. Король взбегал по заветной лестнице, зная, что в теплых душистых комнатах зреют новые захватывающие проекты, планы и замыслы, которые требуют его одобрения, что его ждут новые безделушки и ткани, которые он сможет купить, если они понравятся.