— Дело в том, моя дорогая, что я ужасно боюсь разонравиться королю и потерять его. Вы знаете, мужчины придают такую важность некоторым вещам, а я, к своему несчастью, очень холодна от природы. Я подумала, что смогу стать более страстной, если буду придерживаться диеты, способной горячить кровь, так что пью вот этот эликсир, и он, кажется, действительно, немного помогает.
Мадам де Бранка посмотрела на зелье и выплеснула его прямо в огонь, воскликнув: «Фи!» Мадам де Помпадур обиженно проговорила, что не позволит обходиться с собою, как с младенцем, а потом снова расплакалась:
— Вы не знаете, что случилось на прошлой неделе. Король сказал, что в комнате слишком жарко, и под этим предлогом ушел от меня на диван и там проспал полночи! Я надоем ему, и он найдет кого- нибудь еще.
— Но вашей диетой его не остановить, — сказала герцогиня, — а вас она убьет. Нет, вы должны стать для короля незаменимой благодаря неизменно ласковому обхождению. Конечно, не отталкивайте его от себя в эти самые минуты, и пусть время работает
на вас, в конце концов он привяжется к вам навеки, просто в силу привычки.
Женщины поцеловались, мадам де Помпадур взяла с герцогини слово хранить тайну, и диета была * заброшена навсегда. Скоро она сказала мадам дю Оссе, что дела пошли на поправку.
— Я посоветовалась с доктором Кене, правда, всего ему не рассказала. Он велел следить за здоровьем в целом, побольше двигаться, и я думаю, что он совершенно прав. Я уже чувствую себя другим человеком. Я без ума от этого мужчины [короля] и мечтаю угождать ему, но я знаю, он считает меня ужасно холодной. Я бы жизнь отдала, лишь бы он любил меня.
Однако в те дни, когда никто не слыхивал о Фрейде, к любовном акту еще не относились с мистическим благоговением, ему придавалось довольно скромное значение. Он составлял часть мужской жизни наравне с едой, питьем, дракой, охотой, молитвой, а вовсе не был самым главным. Если мадам де Помпадур не испытывала физической страсти к королю, по природе неспособная к этому, то не будет преувеличением сказать, что она его боготворила. У нее были иные интересы и пристрастия, но все они обращались вокруг короля. Редко бывает, чтобы красивая женщина любила так преданно. Разумеется, враги ее утверждали, что она любит не короля, а власть и жизнь при дворе, но на самом деле придворная жизнь ей как раз не нравилась, и маркиза не питала иллюзий относительно многих обитателей Версаля. Она часто заявляла — а ей, как человеку прямодушному, можно верить, — что если бы не король, с которым она вкушает счастье, искупающее все остальное, то она никогда бы не вынесла «злобы, пошлости, всех низостей человеческой натуры», которые ее окружали. Рожденная и воспитанная парижанкой, она не могла взирать на человека с благоговейным трепетом
только потому, что он герцог и пэр Франции, и часто с тоской обращала взор к Парижу, где остались все эти пиршества ума, от которых она была отрезана.
Мадам де Помападур была очень счастлива с королем. Нередко ее озадачивал его причудливый нрав, которого она так и не могла до конца понять, и даже на смертном одре сказала герцогу Шуазелю, что король непроницаем, но была зачарована им и счастлива. Достаточно лишь почитать дневники их современников, чтобы, как наяву, увидеть, как они с королем ходят и разговаривают, и безошибочно распознать истинную любовь. Слова «не верьте принцам» никогда не были дальше от истины, чем в случае маркизы де Помпадур — она поверила своему королю, и он оказался достоин доверия. Эта любовь прошла свой путь, и через несколько лет физической страсти, которую он испытывал, их чувство постепенно превратилось в ту идеальную дружбу, какая возможна между мужчиной и женщиной, если их связывают долгие годы физической близости. А любовь сопутствовала им неизменно. Как и во всяком удачном союзе, главным был мужчина. Сама мадам де Помпадур имела слишком сильный характер, была слишком умна и прямодушна, чтобы быть счастливой с человеком, которого она не могла бы уважать. Она точно знала, что ей нравится в короле; в какой-то степени он баловал и портил ее, но всегда внушал ей благоговение. Маркиза ужасно боялась потерять его. Она напрягала все свои силы, лишь бы не отставать от короля во всех его занятиях, но он был так силен, а она так хрупка, что в конце концов это ее убило. В первые годы у нее было несколько выкидышей, изнурявших ее и приносивших разочарование, ибо она, конечно, мечтала иметь ребенка от короля. И разумеется, мадам де Помпадур никогда не могла себе позволить как следует оправиться после них — только пару дней полежать в постели, и быть, как всегда, очаровательной и благоуханной, ведь король, один или с кем-то из приятелей, ужинал в этих случаях в ее комнате. А потом снова начиналась ее изнурительная жизнь. Она редко ложилась в постель раньше трех ночи, а утром, в восемь часов, полагалось быть на ногах, разряженной, как на бал, и отправляться слушать мессу в нетопленую часовню. И весь день ни одной свободной минутки. Надо посетить королеву, дофину, принцесс, принять вереницу визитеров, написать письма — в иной день целых шестьдесят, подготовить вечерний прием, быть хозяйкой за ужином. По крайней мере раз в неделю выпадало куда-то ехать на одну-две ночи с кучей гостей, часто в дом, где вовсю шли переделки — ремонт, садовые работы и так далее, и надо было за ними присмотреть. Маркизе это было не по силам.