Поначалу у Франсуа Пуассона дела шли хорошо. Он переселился с улицы Клери в большой дом на улице Ришелье, отделанный деревянными панелями, новейшими удобствами, роскошный, современный. Но в 1725 году, когда его маленькой дочери было четыре года, разразился скандал, связанный с какими- то махинациями с зерном, поставляемым населению братьями Пари. До этого несколько лет подряд выдались неурожайными из-за холодной дождливой погоды, поэтому в столице начался голод, страсти накалились, и похоже, что Пуассона сделали козлом отпущения. Он едва успел перебраться через германскую границу, чтобы избежать ареста, и предоставил мадам Пуассон самостоятельно выпутываться из не-приятностей, сочтя (возможно — не без грусти), что она так прелестна, что наверняка выйдет сухой из воды. Он оказался прав, так и случилось, но сначала ей пришлось претерпеть немало злоключений и унижений, причем дом на улице Ришелье со всей обстановкой и вещами был у нее отнят и пошел с молотка. От этих бедствий ее спас господин Ленорман де Турнем, бывший посол в Швеции, а теперь директор индийской компании и откупщик — сборщик косвенных налогов. Таких людей, бравших на откуп платежи пошлин и налогов, всегда уважали в мире финансовой буржуазии, и де Турнем был в большой дружбе с семейством Пари. (Его тоже многие считали отцом мадемуазель Пуассон, но это не слишком похоже на правду. Ведь будь он давним любовником мадам Пуассон, вряд ли он оставил бы ее после бегства мужа на долгие месяцы в столь тяжком затруднении).
Этот славный малый и к тому же богач обожал мадам Пуассон и взял на себя попечение обо всей ее семье. Он заботился об образовании детей, Жанны- Антуанетты и ее младшего брата Абеля, а восемь лет спустя добился возвращения в Париж из изгнания и самого Франсуа Пуассона. Того полностью оправдали от всех обвинений и поручили ему ответственную должность, связанную с поставками для армии. С тех пор де Турнем и Пуассоны счастливо жили все вместе.
О детстве Жанны-Антуанетты известно мало. В то время жизнь ребенка почти не оставляла следов в документах. Девяти лет от роду она ходила к гадалке, которая предсказала ей власть над сердцем короля (через двадцать лет среди счетов маркизы де Помпадур появится строка о выплате этой женщине шестисот ливров «за предсказание мне в девятилетием возрасте, что я стану фавориткой короля»), и с тех пор ее в семье прозвали Ренетт — королевна, маленькая королева. По желанию отца она провела год в монастыре в Пуасси, где жили в монахинях две его сестры. Сестры писали ему в Германию, что будет лучше, если он станет посылать деньги прямо к ним, а не через мадам Пуассон. Ренетт была очень хрупкого здоровья и подолгу лежала в постели, захлебываясь от кашля и мучаясь болями в горле. Если добрые монахини и смогли чему-нибудь научить девочку, они, несомненно, не внушили ей ни малейшего представления о римско-католическом вероисповедании. Выйдя из монастыря, она училась дома, под надзором господина де Турнема и своей матери, и это светское образование оказалось выше всяких похвал — мало было на свете таких разносторонне образованных и воспитанных женщин.