— Ну-ка, ну-ка, наши мальчуганы стали настоящими мужчинами. — Теперь она погладила и рыжие вихры Вильхельма. — Боже мой, Вильхельм, Клаус уже перерос тебя! А что я сказала, когда видела вас последний раз? Я сказала, что Клаус скоро перерастет своего брата!
Вильхельм почувствовал себя маленьким, тщедушным и нелепым рядом с высоким красивым Клаусом. Над ним с детства подшучивали из-за его зеленых глаз и рыжих волос, имевших склонность виться ореолом вокруг лба, что давало повод людям, хотевшим подшутить над ним, дуть ему на волосы, словно они пытались задуть свечу. Еще Вильхельма называли лисичкой за его треугольное небольшое лицо с мелкими изящными чертами и острым, вытянутым вперед носом. Его нежная, бело-розовая кожа была усыпана веснушками, которые зимой лишь немного бледнели. Он скорее догадывался, чем знал, что в его облике есть что-то привлекательное: когда мать поднимала его лицо за подбородок и подолгу смотрела на него, Вильхельм чувствовал: что-то в нем радует ее сердце.
И все-таки детство Вильхельма было омрачено сознанием, что он, в отличие от Клауса, некрасив. Красота Клауса была совсем иного рода, чем, к примеру, Биргитте или Элисабет, они были просто хорошенькие девочки, которыми восхищались даже незнакомые и которых баловали и отец и слуги. Он и сам гордился своими сестричками, если только они не донимали и не смущали его. Или Бертель… У Вильхельма больно сжималось сердце всякий раз, когда он вспоминал, что Бертель слишком мал ростом для своего возраста и едва ли не горбат, ему так хотелось, чтобы этот бледный, тщедушный мальчик с красивыми темными глазами и каштановыми локонами вырос большим и сильным, что в своей вечерней молитве он постоянно горячо молил Бога избавить Бертеля от его страшной сутулости… И Рикке с Кристеном тоже были такие славные, в Вильхельме никогда не поднималось чувства протеста, когда он слышал, как женщины восхищенно ахали при виде этих невинных малюток.
Но Клаус… с ним все обстояло иначе. Разница в возрасте между ними была не больше года, тогда как Бертель был моложе Клауса на целых четыре года, к тому же он был слишком слабый и маленький. С Клаусом они были как бы в одной упряжке. И вместе с тем Вильхельму всегда напоминали, что он старший. Все запреты и приказания в первую очередь касались его: он должен быть более благоразумным и служить примером младшему брату. Они с Клаусом всегда учили одно и то же, но от него ждали, что он будет скорее и легче усваивать знания, чем Клаус. Если они спорили из-за чего-то, ему, как старшему, приходилось уступать брату. Если делили что-нибудь вкусное, он был вынужден отдавать младшему лучший кусок. И даже того преимущества, коим он пользовался, покамест они были маленькие, и состоявшего в том, что Клаусу приходилось донашивать за ним одежду, во всяком случае башмаки и сапоги, из которых Вильхельм вырос, он теперь был лишен. Сперва руки и ноги у Клауса стали больше, чем у него, потом Клаус потолстел и, наконец, перерос старшего брата на полголовы. Теперь Вильхельм донашивал платье за Клаусом.
Именно то обстоятельство, что мать часто напоминала ему о его обязанностях старшего и что он смутно, но безошибочно догадывался, что он ближе ее сердцу, чем все остальные дети, хотя она и делила свою любовь поровну между ними, заставляло Вильхельма нести бремя своего первородства, не испытывая при этом обиды. Бертель занимал в семье несколько иное положение, чем остальные, — у него было особое право на заботу и нежность матери. Отцу было некогда заниматься сыновьями, они любили его, но в их любви было больше уважения и веры в отца, чем доверия к нему. Отец приходил домой усталый и, как правило, предпочитал отдохнуть в невинном обществе своих веселых маленьких дочерей. С особенной нежностью он относился к Биргитте, названной в честь его покойной матери, ее простодушное щебетание и смешные повадки приводили отца в живейший восторг. Двоими младшими детьми занимались попеременно мать, кормилица и няня. Вильхельм же был связан с Клаусом.
Клаус был всеобщий любимец. Вильхельм видел, как родители гордятся своим сильным и красивым сыном, да иначе и быть не могло, он и сам гордился своим братом. В их большой семье Клаус занимал как бы особое положение, тесня Вильхельма. Да, Вильхельм шел впереди Клауса — остроносый, с огненно-рыжей шевелюрой, физически он был слабее Клауса, но здоровье у него было отменное, сильный Клаус легко подхватывал любые недуги, тогда как Вильхельм был вынослив, как черт, и едва ли пролежал в постели хоть один день в своей жизни — он был обречен всегда идти впереди брата, так сказать, мостить дорогу, чтобы Клаус мог пройти по ней во всем своем великолепии…