Брат матушки, Петер Андреас, живший в Копенгагене, не захотел иметь портрет своего отца, майора Экелёффа, и своей матери, на котором она была изображена так, как выглядела, будучи замужем за майором. Родители Вильхельма предложили переслать эти портреты ему в Копенгаген, но Петер Андреас ответил, чтобы они не тратились на пересылку. Теперь эти портреты висят над канапе у них в зале. Вильхельм находил явное сходство между этой толстой старой женщиной и молодой, красивой дамой, изображенной на портрете. На портрете у нее были такие же круглые глаза, но там они были синие, точно фиалки. И вздернутый носик с алчными круглыми ноздрями также находился в центре круглого личика, свежего и белоснежно-розового, как восковое яблоко. Дама на портрете была напудрена, светлые волосы уложены в забавные букли; в детстве эта странная прическа всегда напоминала ему о сбитых сливках, ложившихся волнами вокруг мутовки. Возле правого виска у дамы была приколота роза, длинные брелоки из жемчуга и желтых камней обрамляли привлекательное смелое лицо, на котором выступающая вперед губка соперничала свежестью с розой в волосах. На даме было платье с небесно-голубым шелковым лифом, похожим на фунтик, и с таким глубоким вырезом, что большие, крепкие, круглые, словно точеные груди вырывались из своей тюрьмы. У левой груди был приколот букет красных роз и зеленых листьев. На Вильгельма всегда производило сильное впечатление изящество этой дамы, но только теперь он понял, что она была очень красива, несмотря на мопсообразый нос и обнаженные груди, которые в его детском воображении рождали слабые воспоминания о грудных младенцах, детской, пеленках и присыпке. Теперь-то ему было ясно, что его бабушка была очень привлекательная в те далекие годы, когда была майоршей Экелёфф.
Ничего удивительного, что ее сыновья — дядя Петер Андреас и дядя Каспар — считали ее нынешний брак с унтер-офицером мезальянсом. Майор на портрете выглядел весьма внушительно со своими длинными, закрученными кверху усами на смуглом лице, в треуголке, надетой на белый парик, и строгой красно-сине-желтой военной формой. Но тогда выходит, что и брак бабушки с их настоящим дедушкой, Давидом Фразером, тоже был мезальянсом? Давид Фразер был писарем у майора. Под этими большими портретами в золоченых рамах висел небольшой портрет Давида Фразера, сделанный пастелью, — светловолосая голова в профиль. Портрет был сильно размыт, потому что однажды во время уборки под стекло попала вода. Вильхельм знал, что дедушка родился в Хельгеланде, в Нурланде, но вообще-то предки его были шотландцы. Там, в Нурланде, у них было огромное имение, однако дедушка поссорился со своими родными из-за судебного процесса, который он, по настоянию бабушки, затеял против своего зятя. Бертеля назвали в честь дедушки, полное имя которого было Бертель Давид Александр Фразер. Мать помнила о своем отце лишь то, что он был очень добр к ней и красиво играл на флейте.
Сама бабушка была дочерью шкипера из окрестностей Фредриксхалда. Первый ее брак был выгодной партией, второй — мезальянсом. Потом она опять составила хорошую партию, выйдя замуж за богатого старого пробста де Тейлеманна, но детей от него у нее не было, и потому большая часть его состояния перешла к его детям от первой жены. После этого вдова пробста вышла замуж за молодого ленсмана. Вильхельм должен был признаться, что жизненный путь его бабушки был достаточно сложен. Уж если на то пошло, бабушка была не менее загадочной женщиной, чем мадам Даббелстеен. Надо полагать, люди сплетничают и о ней. Раньше он никогда об этом не думал…
— Почему ты так на меня смотришь, милый Вильхельм? — спросила вдруг мадам Элисабет. — Хочешь мне что-то сказать?
Вильхельм смутился, поняв, что она заметила, как он украдкой поглядывал на нее. Он опустил глаза в тарелку и отрицательно покачал головой.
— Как я понимаю, наш любезный Аугустин Даббелстеен вроде бы похитил этих детей? — В спокойном голосе мадам Элисабет слышались нотки, не предвещавшие добра. — Думаю, вы согласитесь со мной, господин учитель, что ваш побег от моего зятя — довольно бесцеремонный поступок? Тем более с его юными сыновьями, доверенными вашей опеке. Ведь вы не сообщили дома о своих намерениях?