Был ли бы счастлив Винтер с Кристенсе, об этом она даже не думала.
Ах, конечно, она научилась понимать, что любовь — это опасная сила. Но коли человек стремится следовать законам долга и добродетели, он не посмеет наслаждаться радостями любви и уже никогда не сможет поблагодарить Провидение за этот редкий дар…
По щекам Дортеи бежали слезы. Она была так счастлива! И если теперь ее счастью пришел конец… о, Боже, она не смеет жаловаться. Les délices de l’amour[12], которые заставляют женщин изменять своим мужьям, мужчин — губить невинных девушек, друзей — предавать друг друга, были для нее восхитительным теплом, присутствовавшим во всем, что бы она ни делала.
Дортея откинула перину и пошарила босой ногой в поисках домашних туфель. Она чувствовала себя помятой и неопрятной, разбитой и усталой из-за того, что проспала ночь, не раздеваясь. Утренний свет показался ей насмешливо серым и холодным, хотя она видела, что чистое и светлое небо на юге обещает хорошую погоду.
Сколько еще часов должно пройти, прежде чем можно будет надеяться получить хоть какое-то известие, сколько еще ждать, чтобы кто-нибудь из людей, отправившихся с рассветом на поиски, вернулся обратно с какой-нибудь вестью, и ведь эта весть может не содержать ничего нового.
Предай все в руки Господни и выполняй свой долг — сейчас она и помыслить не могла, чтобы следовать этому. Если с ее мужем или сыновьями случилась беда… Счастье стало для нее естественной привычкой — именно привычкой… Однажды Теструп принес домой ветку, спиленную со старой сосны. В ее коре торчал наконечник первобытной стрелы, он словно сросся с корой. Дортее казалось, что она тоже несет в своем сердце подобную стрелу, только выпущенную богом любви, несет в нем счастье, которое сладостно и прочно срослось с ее многочисленными обязанностями жены, матери и хозяйки дома. Вырвать из нее эту стрелу можно было, только причинив ей смертельную боль. Исполнение долга, лишенное радости, которое ей довелось испытать в первом браке, представлялось теперь Дортее немыслимым и отвратительным. Неужели судьба снова уготовила ей этот жребий?..
Дортея нередко дивилась про себя, почему некоторые почтенные и уважаемые люди бывают порой столь непривлекательны. Их портило плохо скрытое самодовольство, некая брюзгливость или своего рода скрытая зависть к более легкомысленным и веселым собратьям. Никогда больше она не станет осуждать их за это, понимая, как горько делать то, что необходимо, не чувствуя при этом радости. Тот, кто вынужден постоянно подавлять свои естественные желания ради того, чтобы поступать правильно, легко может поддаться искушению быть довольным собой, — а чем же еще ему, бедному, и быть довольным? Уж это-то она хорошо знала, заплатив за эту мудрость семью годами своей юной жизни, проведенной в рабстве: человек должен стараться соответствовать тому месту, на котором он оказался, иначе жизнь в мире будет невыносимой. И не важно, что по слабости человеческой природы только великие и благородные натуры в состоянии выдержать такое усилие, не приобретя искривления, так сказать, нравственного позвоночника…
Ее жизнь уже не будет похожа на их совместную с Теструпом жизнь, теперь ей придется строить свое бытие исключительно из любви к холодной добродетели и почтению перед далекими Небесами. Кого бы или что бы ей ни пришлось оплакивать как потерянное навсегда — целью ее усилий всегда будет благо ее возлюбленных детей.
Но ведь дети были для нее прежде всего драгоценным залогом их любви. Как бы безраздельно она ни была предана своему мужу, в первое время их супружеской жизни она при всем своем желании не могла ответить на его пыл. От всего сердца Дортея стремилась отдать ему свою нежную дружбу, но она так заледенела в первом браке, что часто с тайным отчаянием сомневалась в своей способности сделать счастливым горячо любимого мужа. Когда же вдруг в состоянии ее тела и души произошли перемены и Дортея с радостным удивлением заметила, что ледяной ком в ней растаял, она поняла, что Бог благословил ее ребенком. Это было как чудо — тепло новой хрупкой жизни, зародившейся в ее лоне, казалось, растопило в ней лед несвободы, и она почувствовала, что созрела, налилась силой и соками, как наливается, созревая, твердая и кислая завязь яблока, несмотря на то что теплая погода пришла поздно и что лето было холодным и ненастным.