— Вот и я.
Пьер выпустил из рук бокал с мартини. Хрустальные осколки весело брызнули и засияли на паркете. Легаре поднял Гали на руки («о, бедный Пьер!») и отнес в спальню. Они жадно целовались, словно встретились после долгой разлуки, тесно прижимаясь друг к другу, Гали радостно ощущала, как растет и давит на нее мужское естество Легаре. «Халат. Зачем он тебе, Пьер?» — со смехом она избавила любовника от бесполезной одежки. Она сейчас не замечала морщин Пьера, его мягкое, давно потерявшее упругость тело жаждало ее, и Гали отвечала пылко, неистово. Опьяненная вожделением, она ласкала и ласкалась, удивляя самое себя, — такого с ней не случалось уже давно. Она гладила его спину, целовала — от шеи до пяток, испытывая острое наслаждение, когда проводила кончиком языка по самым потаенным уголкам тела Пьера. Она снова и снова хотела чувствовать его в себе. Благодарный за трепетный зов, который вливал в него все новые и новые силы, Легаре яростно вошел в нее, Гали приняла его, обхватив плотную спину мужчины стройными ножками.
— Ты позволишь мне отдохнуть? — Пьер задыхался от усталости и счастья одновременно.
— Ни за что!
Наконец Гали немного устала. И они лежали умиротворенные, напоенные блаженством, переживая — каждый про себя — прекрасные мгновения.
— Пьер, где мы будем ужинать? — нарушила молчание Гали.
— Тебе решать, дорогая. — Легаре с удовольствием остался бы дома.
— Тогда— «Ritz»! — Она вскочила и начала его тормошить.
Солнце устало погружалось за кроны деревьев бульвара. Нагретый за день воздух был плотным и горячим. Гали стояла у окна, провожая взглядом последнюю полоску светила, удалявшегося на покой. Она испытывала какое-то непередаваемое словами состояние единения с окружающим миром. Ей казалось, что в нем должны царствовать мир, покой и гармония. И любовь. В такие моменты она ощущала, что тело теряет границы, она переставала чувствовать его. Казалось, стоит только легонько оттолкнуться от пола — и можно повиснуть в воздухе. Надо было возвращаться в реальный мир. Гали после хорошего секса всегда чувствовала себя просто превосходно. Усталость как рукой снимало, голова становилась ясной: охотник отдохнул и снова вышел на тропу.
Гали решила не форсировать события, хотя ей очень хотелось узнать, что же такого Легаре сделал для израильской разведки, что они знают и помнят его. Внутренний голос подсказывал ей, что надо просто ждать случая, когда эта история всплывет сама по себе.
Через неделю приятель Легаре из ДСТ пригласил его пообедать в небольшой уютный ресторанчик, расположенный в живописном уголке Булонского леса. За столом живо обсуждали последние скандальные истории с премьером Франции и его секретаршей, и Легаре наконец получил долгожданную информацию. Дело выглядело следующим образом: неудачной продажей завода заинтересовалась контрразведка Италии. Через некоторое время они вышли на члена делегации — участника переговоров с Внешторгом, на которого пало подозрение в сотрудничестве с КГБ. Его начали трясти, угрожая всякими неприятностями и даже судебным преследованием. Отбиваясь, он назвал Гали и перевел стрелки на нее, утверждая, что только она могла просмотреть документы по сделке, пока он спал в гостиничном номере. Ему не очень-то поверили, хотя на всякий случай вычислили Гали и направили запрос в ДСТ. Из ДСТ ответили итальянцам, что проведено расследование, изучены все материалы, с мадам Легаре проведена беседа, на которой она категорически отклонила всякие обвинения в своей причастности к этому делу. По результатам расследования написано заключение, из которого явствует, что у Гали «перышки» чистые. Материалы сданы в архив. Вот и все.
Свободный полет «кремлевской ласточки» продолжался…
Почему спецслужбы СССР, Франции и Израиля так «возились» с Гали?
Она интуитивно разгадала, что движет оперативным сотрудником — агентуристом. Им движет запах «жареного»: он нацелен на получение результата на своем участке работы. Запах «жареного» — это в переводе с жаргона получение информации, сигнала о чем-либо, что может нести угрозу безопасности страны. Контрразведчики одним миром мазаны, где бы они ни сидели — в Москве, Париже, Тель-Авиве. Разница только в национальных почерках спецслужб и профессиональных качествах личности опера.