Она сказала, что учится в очень известном и дорогом университете, с которым конкурировал тот, в котором учился я.
— Отец заплатил вперед, в этом году проблем нет… Если останусь здесь в следующем году, запрошу стипендию.
— Думаешь уехать?
— Если получится вернуть паспорт, уеду в Канаду к Хакану.
— А твои родители?
— Они тоже хотят, чтобы я уехала. Если они смогут, то выберутся позже и приедут ко мне. Но если хотя бы я смогу уехать, им тоже станет немного легче. Сложно жить вместе в таком маленьком доме.
— Как ты нашла эту подработку? — спросил я.
Сыла ответила, что уже не помнит, кто-то в университете подсказал, и она пришла поработать в массовке, как и я.
— Кажется, я видела в зале жену одного из старых друзей моего отца, хотя не уверена, — сказала она и спросила: — А ты как сюда попал?
Я тоже поведал ей свою историю.
— Мы познакомились в ссылке, — сказала она.
— Да, — ответил я, — мы познакомились в ссылке.
Я так и сказал, но на самом деле подумал, что мы — два детеныша-черепахи с содранными панцирями. Две голые черепахи, прижавшиеся друг к другу, чтобы согреться. Если бы мы не потеряли наши панцири, то сейчас ударялись бы друг о друга, не имея возможности сблизиться, мы бы не поделились своими историями так быстро. Мы были приучены не распространяться о себе, наши личности плотно закрывали панцири, не позволяющие быстро сходиться с другими.
Пройдя еще немного, она сказала:
— Я устала, дождусь автобуса.
Мы подошли к остановке и стали ждать. Сыла молчала. Казалось, о чем-то задумалась. Потом вдруг решилась и произнесла:
— Я дам тебе свой номер, сохрани в телефоне, будем на связи.
— У меня нет телефона.
Наверное, сначала она подумала, что я скрываю от нее свой номер, и подозрительно посмотрела на меня.
— Продал, — поспешно пояснил я, — продал телефон вместе со всеми своими вещами. — Затем добавил с той же поспешностью: — Дай мне свой номер, я смогу звонить из автомата.
— Запомнишь?
— Запомню.
Она продиктовала свой номер телефона. Я знал, что в долгу перед Вирджинией Вулф.
— Когда можно позвонить? — спросил я.
— Когда угодно.
Подошел ее автобус. Она села в него. Уехала.
Поскольку было воскресенье, улицы вокруг здания телецентра были пусты. Ни души. Я вернулся к себе. Прошел на кухню. Вышибала в черной майке готовил еду.
Он спросил:
— Будешь есть?
— А что ты готовишь?
— Болтунью с фаршем, — сказал он, — я проголодался.
— Правда? И больше ничего?
— Нет… Я же сказал, что голоден…
— А те ананасовые штуки?
Рассмеявшись, он ответил:
— Нет.
— С удовольствием, — сказал я.
Вышибала принес яичницу в сковороде и поставил на стол, достал кусок хлеба, разломал его пополам своими большими руками и отдал половину мне. Мы стали макать хлеб в яичницу.
— Почему ты почти никогда не готовишь такие простые вещи, это же так вкусно. Лучшая яичница в моей жизни.
— Я хочу открыть маленькое заведение, но для искушенной публики… Ресторан с едой, которой нигде больше нет.
Закончив трапезу, мы огрызками хлеба вытерли остатки со дна сковородки. Ему было приятно видеть, с каким аппетитом я ел.
— Я еще кофе сварю, — сказал он, — после еды самое то.
Пока мы с ним пили кофе, пришли Тевхиде и ее отец. Вышибала обрадовался им не меньше моего. Он тут же вскочил и спросил девочку:
— Ты голодна? Приготовить болтунью с фаршем для тебя?
Тевхиде общалась со всеми, кого встречала в гостинице, задавала вопросы и заводила друзей. Любой, у кого была возможность приготовить хорошую еду на кухне, предлагал угощаться Тевхиде и ее отцу Эмиру. Эмир принимал еду для Тевхиде, но сам никогда не притрагивался к угощению. Когда он принимал еду для своей дочери, я видел крошечную сиреневую жилку у него под левым глазом, подергивающуюся от беспомощного смущения. Ему было за тридцать, у него было ясное, чуть ли не светящееся лицо и вежливая манера речи, выдававшая хорошее образование. Эмир обращался с дочерью как со взрослой, серьезно отвечая на каждый ее вопрос.
Было очевидно, что ему не место в этой бывшей гостинице, в этом окружении, его будто внезапно выдернули из привычной обстановки и поместили в совершенно чуждый мир. Как и многие из нас, он потерял свое прошлое, и теперь блуждал подобно призраку в таинственной мгле.
— Болтунья с фаршем — это что такое? — спросила Тевхиде.
Когда она слышала слово, которого раньше не встречала, то сразу спрашивала о его значении и обязательно использовала его в предложениях в течение одного или двух дней. У нее был богатый словарный запас, редкий для ребенка ее возраста. Эмир объяснил, что такое болтунья с фаршем.