Мы нашли торговую палатку на берегу, где очень вкусно готовили мидии. Пока мы пили пиво, я рассказал ей, что Гюльсюм избили, что она кричала: «Я не сделала им ничего дурного», что Могамбо выгнал всех из комнаты и остался с ней.
— Я не смог сделать того, что сделал Могамбо, — сказал я.
— У всех нас есть вещи, которые мы не можем сделать, — сказала она. — Главное — знать, какие именно.
На улице мы никогда не держались за руки, не целовались, не говорили о чувствах. Я не знал, какие у нас отношения. Но я не возражал и против того, чтобы придумать им название. На самом деле для меня это уменьшило бы чувство вины.
— На днях после занятий я снова столкнулась с Якубом, — сказала Сыла.
— Серьезно?
— Он проходил мимо, — сказала она. — Мне пришлось проехать весь путь до того места, куда он нас отвозил, чтобы он поверил, будто я живу там, потом я села на автобус до дома. Потеряла из-за него кучу времени.
— Что рассказывал? — спросил я.
— Про свои подрядческие аферы, про то, как много он срубил денег… Недавно прошел дождь, все дороги, где они заливали асфальт, потрескались… А он смеется. «Но во всем есть свои плюсы», — говорит, теперь мэр выдал им заказ на ремонт. Он хвастается этим без капли стыда… Знаешь, раньше он не был таким развязным, казался честным, надежным… Я не понимаю, как он настолько изменился… Или люди всегда были такими, а мы просто не замечали?
— Помнишь рассказ «Высокие каблуки» Омера Сейфеддина? — спросила она, прежде чем я успел ответить на предыдущий вопрос.
— Да, — сказал я, гадая, к чему она ведет.
Сыла стала пересказывать, словно не слышала моего ответа:
— Живет одна очень богатая невысокая женщина. В своем особняке она всегда носит босоножки на высоком каблуке, цокот которых слышен отовсюду. Дом содержится идеально, в нем работают честные, надежные люди. Затем она, повредив лодыжку, вынуждена носить тапочки, которые не издают громких звуков при ходьбе. Она ловит кухарку на воровстве, садовника и горничную уличает в любовной связи. Порядок в доме нарушен. Потом она снова надевает свои туфли на высоком каблуке, и все снова приходит в порядок.
Сыла улыбнулась.
— Мы увидели истинные лица людей, потому что сняли свои высокие каблуки, — сказала она, — а люди остались те же.
Она сделала паузу и добавила:
— Если мы снова сможем надеть наши туфли на высоком каблуке, все снова будет хорошо?
— Но, — сказал я, — сняв каблуки, мы увидели и много хороших людей, которых раньше не видели.
— Ты прав, — подумав, сказала она, — но я все же предпочла бы носить свои туфли на высоком каблуке.
После ужина мы пошли в кино, сидели рядышком в темноте, наши руки соприкасались, мне нравилось ее тепло. Когда мы вышли из зала и взяли кофе в бумажном стаканчике, она спросила, сколько времени.
Я ответил, посмотрев на настенные часы.
— Жаль, уже поздно, а то бы пошли к тебе.
— Было бы здорово, — сказал я.
— Чем занимаются твои крестьяне?
— Собираются повеселиться…
Она слегка сжала мою руку:
— Давай повеселимся в следующий раз.
Это ощущение близости было поистине сладчайшим из чувств, эта интимность между двумя людьми меня всегда возбуждала, когда произносились слова, которые нельзя было сказать никому другому, повторить в еще чьем-либо присутствии, приоткрыть наготу, которую никому больше не разрешалось видеть. Женщины очень хорошо знали, как воссоздать это чувство.
Я оставил Сылу возле ее дома и пошел к себе, по пути заглянул на кухню, откуда как раз выходил Поэт.
— Я принесу тебе пару статей, — сказал он, — на вычитку… Ты ведь не передумал?
— Приноси, — сказал я, — не передумал.
Я вернулся в комнату. Там были мои крестьяне. Люди, которым я всегда мог доверять. Вечером намечались съемки, мне было интересно, придет ли мадам Хаят.
Мадам Хаят в тот вечер не пришла.
В зале царила странная атмосфера, публика аплодировала и танцевала как обычно, но все казались какими-то скованными и пришибленными. В перерыве я вышел в коридор, там тоже было очень тихо. Люди предпочитали молчание.
— Что такое? — спросил я женщину, которая прочила мне актерскую карьеру, потому что я был высоким. — Все как будто чем-то расстроены.
— Дочь Календера умерла, — вздохнула она.
— Кто такой Календер?
— Возможно, ты встречал ее — тихая, спокойная девушка, обычно сидела справа.
Я понял, о ком она. Девушка, которую я видел разговаривающей с мадам Хаят за кулисами несколько дней назад.