Выходя с кладбища, она положила свой платок в сумку.
— Теперь нам нужно хорошенько выпить, — сказала она. — Ты готов напиться, Антоний?.. На этот раз мы напьемся сильно, мы выпьем, как подобает во славу смерти.
Мы нашли ресторан недалеко от кладби-ща. Ожидая, пока официант принесет напитки, я спросил:
— Ты веришь в бога?
Я видел, как мадам Хаят молилась на кладбище.
— Иногда, — сказала она. — Но не сегодня… Не думаю, что сам бог всегда понимает, что происходит.
Когда принесли напитки, она взяла свой стакан и некоторое время держала его в руке. Затем произнесла, словно говорила сама с собой:
— Иногда, я не знаю, кажется, что он бросает лавку на подмастерье и уходит проветриться.
Сказать по правде, набрались мы изрядно. Мы были пьяны, когда вернулись домой. Прошли прямо в спальню. «Мы отомстим жизнью за смерть, — сказала она, раздеваясь, — но для этого придется потрудиться».
Мы мстили жизнью за смерть.
Прежде чем уснуть, я впервые увидел, как мадам Хаят плачет.
— Дети, Антоний, — пробормотала она, — дети…
На следующее утро мы проснулись уставшими, за завтраком зашел разговор о смерти.
— Спиноза говорит, что всякое существо стремится пребывать в своем существовании.
— Скажи этому своему другу, — произнесла она, жадно посасывая дольку апельсина, — что создателя этого существа не волнует, чего оно хочет.
— Он не мой друг, а очень известный философ.
— А, так он мертв…
Иногда она выдавала такие непонятные реакции, что мне требовалось много времени сообразить, о чем она говорит.
— Мертв? При чем тут…
— Разве вы не называете тех, кто умер, философами? Живых разве называют философами?
Она говорила о философах, как о соболях.
— Мы часто называем живых философами.
— Их ранг повышается, когда они умирают?
— Не знаю, — засмеялся я. — Спиноза — замечательный человек, очень глубокий философ.
— Чем именно занимаются эти ваши философы?
— Стремятся создать систему, которая раскроет тайну жизни.
— Они нашли тайну жизни?
— Они все еще пытаются придумать объяснение.
— То есть так и не смогли найти…
Я поник.
— Не смогли.
— Я тоже не нашла. Неужели я тоже стану философом, когда умру? — сказала она со смехом.
— Не думаю, — ответил я.
— Ладно, а была бы я философом, если бы написала книжку в одну строку: «В жизни нет никакой тайны, глупцы»?
— Не думаю.
— Вы относитесь ко мне так несправедливо, потому что я женщина?
Когда мы говорили о таких вещах, она обычно хихикала, подшучивала надо мной.
— Ты зря читаешь эти книги, Антоний, — говорила она, — никто не знает о жизни больше, чем я.
— Давай не будем преувеличивать наше невежество, — смеялся я.
— Ну, вот ты столько книг прочитал, давай, скажи мне, что такое жизнь? В чем ее секрет? Какова цель?
Она продолжила, прежде чем я успел ответить:
— Ладно, это сложные вопросы, хватит. Позволь задать простой: почему тараканы идут в одну сторону и вдруг одновременно все поворачивают в другую?
— Я не знаю.
— И никто не знает.
Мадам Хаят настолько красиво улыбалась, что иногда мне казалось, что я могу беседовать с ней о философии всю оставшуюся жизнь.
— На днях я смотрела документальный фильм о квантовой механике, — сказала она.
— Квантовой механике? — удивился я.
— Те, кто имеет дело с мельчайшими частицами, называют их субатомными…
— Я знаю, что это такое. Бывают документальные фильмы о квантовой механике?
— Конечно… На любую тему есть документальные фильмы. — Она вдруг стала серьезной. — Они провели один чудной эксперимент…
Я так и продолжал смотреть на нее.
— Что-то, что они называют двухщелевой опыт. Электроны внутри этих атомов, когда за ними наблюдает детектор, ведут себя как частица, а когда детектор выключен, они внезапно меняются и начинают вести себя как световые волны. Если наблюдаешь — частица, если нет — свет… А ты знаешь, что существуют свободные радикалы?
Я никогда не слышал о таком:
— Правда?
— Клянусь, — сказала она голосом маленькой девочки, — я только недавно посмотрела. У этих крошечных частиц нет ни правил, ни системы. Если маленькие ведут себя так, представь, что вытворяют большие.
— Пойдем на базар? — вдруг сказала она. — Дома все закончилось, к тому же там весело. Я так люблю рынок.
Разговор о смерти завел нас в дебри квантовой механики, а оттуда вдруг вырулил на базарную площадь.