— А ты такая же, как эти радикалы, — сказал я, — никогда не знаешь наперед, куда тебя понесет.
— Хочешь, оставайся дома, я схожу и вернусь.
Мне не хотелось оставлять ее в тот момент. Я никогда в жизни не был на рынке, там было слишком многолюдно. Фрукты и овощи всех цветов были сложены аппетитными горами на деревянных прилавках, выстроенных в ряд, продавцы постоянно кричали и нахваливали свой товар, брызгая водой из жестяных банок на зелень и овощи, от которых поднимался прохладный, свежий аромат. Брезентовые тенты, привязанные к деревянным кольям над прилавками, скрипели на ветру. Покупатели, бродившие между рядами в поисках самого дешевого и свежего товара, долго торговались с продавцами. Толпа опьяняла, как крепкий напиток. У меня кружилась голова от цветов, запахов, звуков, людей. Я постоянно натыкался на кого-то и извинялся. Мадам Хаят шла, никого не задевая, ела фрукты, предложенные на пробу, торговалась играючи, заставляя продавцов умолять: «Не делай этого, сестра, разве может быть такая цена!», а затем покупала за названную вначале цену и вешала пакеты на меня. Я не умел носить сумки или ходить по рынку… Я ронял яблоки, пытаясь собрать их, разбрасывал картошку, а ловя ее, то и дело врезался в прилавки. Мадам Хаят, лениво улыбаясь, наблюдала за мной.
— Не жалей меня, — сказал я.
— Ни в коем случае, — ответила она, — так ты познаешь тайну жизни, Антоний.
Никто в моей жизни никогда не издевался надо мной с такой ласковой улыбкой. Я узнал, что любовь состоит из невообразимых звуков и гримас. Не знаю почему, но я понял, что представлял себе любовь как более тяжелое, глубокое, даже немного печальное чувство, тогда как любовь, которую я испытывал в тот момент, была очень сильной, но в то же время очень радостной эмоцией, которая рождала ощущение, что я вот-вот оторвусь от земли. С каждой улыбкой мадам Хаят, с каждым саркастическим словом и ее пренебрежением почти ко всему человечеству я привязывался к ней чуточку крепче и становился чуточку легкомысленнее. Много позже, слепо блуждая по улицам, я пойму, как это радостное легкомыслие вызывало такое глубокое пристрастие, как оно поселилось в душе, не встречая препятствий, как его отсутствие обернулось печальной тяжестью.
— Я собираюсь принять душ, — сказала она, вернувшись домой.
— Я тоже, — сказал я.
— Со мной?
— Нельзя?
— Пошли…
После душа я помогал ей на кухне. Мы были похожи на пару молодоженов, которые вместе идут на рынок, вместе принимают душ, вместе готовят ужин. Эта мысль превратилась в мечту, я представил, что я женат на мадам Хаят. Я нашел эту фантазию очень привлекательной. Если бы она захотела, я бы сразу же взял ее в жены.
Я не умел готовить, не имел ни малейшего представления, что делать, моя неопытность забавляла ее:
— Ты прочел столько книг, но ни тайны жизни не знаешь, ни готовить не умеешь. Ты не постиг две самые важные вещи.
После ужина мы посмотрели документальный фильм о цветах. Рассказчик описывал, как цветы привлекают насекомых: запах, цвет и нектар.
— Что тебе это напоминает? — спросила мадам Хаят.
— Не знаю что…
— Ай, Антоний, какой же ты дурак! Да женщину же! Запах, цвет, нектар…
Вид орхидей, называемых пчелоносными, был, по словам мадам Хаят, «самым шлюховатым». Цветок имитировал самку пчелы и испускал запах пчелиной матки. На этот запах прилетали трутни, пыльца орхидеи прилипала к их лапкам. Запах этой пыльцы также привлекал самок пчел. Природа находилась в состоянии постоянного спаривания, прекрасного бесконечного соития… Казалось, что это и есть единственная цель природы — выступать в роли свахи, постоянно сводящей самцов и самок. Я это понимал, но не понимал цели: зачем ей понадобился этот огромный бордель в нашем уголке Вселенной?
На следующий день я рано ушел на занятия. Я был изрядно уставшим и очень счастливым. Зашел домой переодеться и выпить на кухне чая. Там я задрожал от ужаса, которого никогда прежде не испытывал, вплоть до того, что почувствовал, как в моей голове трясется мозг.
В торце длинного стола сидела Сыла.
У нее было бледное лицо и воспаленные глаза. Усталость и печаль застыли в чертах, как железная маска. Первая моя мысль была, что она узнала, где и с кем я провел ночь, и пришла спросить с меня за это.
— Что стряслось? — спросил я.
— Отца забрали.
— Кто забрал?
— Полиция.
— Когда?
— Рано утром.
— Куда они его увели?
— Не знаю… Мама звонила знакомому адвокату, он сказал, что разберется, но я не уверена, что он разберется, — арестовывают и адвокатов. Они тоже боятся. Я не знала, что делать, пришла к тебе, не нашла тебя в твоей комнате, поэтому села здесь ждать.