Он вынул из кармана небольшой конверт и потряс над столом. Из конверта выпала марка.
— Самая дорогая марка в мире, — сказал он. Потом спокойно добавил: — Но это подделка… Нужно найти настоящую и, если найдешь, никогда уже не терять.
— Что вы сделали со своим другом, который продал вам марку? — спросил я.
Черты его лица снова расплылись и потекли, выражение исчезло, глаза стали пустыми, как будто он больше не видел меня.
Он вложил марку в конверт, сказал: «Да так», встал и зашаркал прочь. Я не понимал, зачем он мне все это рассказал, но был впечатлен. Меня поразило не только то, что случилось с этим человеком, но и то, что человек, переступивший границу безумия, собрал все свои силы, чтобы вернуться оттуда и сказать мне что-то, что, по его мнению, могло меня утешить. Ему потребовалась вся сила воли, чтобы рассказать единственную историю, которую он мог вспомнить. Наверное, я мог бы расстроиться, осознав, что нуждаюсь в милости сумасшедшего, но мне было хорошо. Кто-то уходящий из жизни обратил в милость почти все, что у него оставалось, и отдал мне. И я успокоился. Я пошел в свою комнату и лег, не включая свет. Я боялся увидеть свое лицо. Полагаю, это был суеверный страх, что взгляд в лицо человека, свернувшего со своего пути на тропу безумия, приведет и меня на ту тропу. Это были дни, когда такие заботы казались мне естественными.
Через два дня мы с Сылой купили билеты. Сыла взволнованно говорила о будущем, мне нравилось слушать ее, и я изо всех сил пытался поверить, что забуду прошлое и стану новым человеком. Мне нужно было во что-то верить и держаться за мечту, другого способа остановить смерть внутри меня не было. Мы уезжали через две недели.
Однажды ночью, возвращаясь с одной из моих многочасовых прогулок по улицам, названий которых я не помню, я, включая свет в комнате, увидел подброшенный под дверь конверт. Я медленно развернул письмо и начал читать:
Почему ты еще здесь? Да, я слежу за тобой, время от времени захожу посмотреть, не уехал ли ты. Я уезжаю завтра. Вглубь страны. Вернусь не скоро. Может, и вовсе не вернусь.
Да, я горюю. И много. Ты хотел, чтобы я грустила. Вот я и грущу. Я забыла, что это значит. Теперь вспомнила. Быть грустным — значит забыть тот факт, что Земля — кусок скалы, дрожащий каждые двадцать тысяч лет.
Когда ты счастлив, ты тоже забываешь об этом факте. Как странно, счастье и несчастье похожи друг на друга, ради того и другого надо забыть правду. Я пережила и то, и другое.
Убирайся отсюда. Забери Сылу. Мне будет приятно знать, что вы в безопасности и здоровы. Я беспокоюсь за тебя. Ты напомнил мне о страхе.
Что бы ты ни делал, кого бы ты ни любил, от меня тебе останется один момент, верно? Не забудь выбрать момент и спрятать его где-то внутри. Я все еще хочу этого.
Мой красивый, добрый Антоний…
Как Поэт, мадам Хаят выскользнула из моих рук, я не смог ее удержать. Она скользнула в пустоту и никогда больше не вернется, и я уже никогда не буду прежним.
Я узнал, что она любит меня, когда понял, что больше никогда ее не увижу. Радость, чувство победы, которые я испытал, узнав о ее любви из тайного письма, такое странное для той минуты счастье умножили мою боль, поражение и горе.
Если бы я произнес те слова, которые не смог сказать ей, все мое будущее было бы иным, нежели сегодня. Эти неизреченные, незаконченные предложения ударились о жизнь и изменили ее течение.
Если бы я сказал ей, все было бы иначе.
Но я не смог.
XIV
Лето закончилось, уступив место прозрачной прохладе осени. Прошло три месяца с тех пор, как Сыла уехала. Я не смог поехать, отказался в последний момент. Решил, что должен искать счастье там, где потерял. Наверное, я чувствовал, что, засунув все прожитое в чемодан и швырнув его в прошлое, я что-то отнимаю у своего будущего, чего-то лишаюсь навсегда и это нанесет мне непоправимый вред. Я понял, что не выдержу этой потери и не смогу жить полноценной жизнью.