Я выйду отсюда.
— Скажи что-нибудь, Икс.
— Честно говоря, я не знаю, что сказать.
— Ты взволнована? Напугана?
Я пожимаю плечами.
— Всего понемногу.
— Понятно. После того, через что ты прошла, я вижу, что ты испытываешь смешанные чувства по этому поводу.
— Смешанные чувства. Точно, — киваю я.
Я кажусь слабой, слегка несвязной. Всего слишком много, чтобы принять. Переварить. Слишком много мыслей, слишком много чувств, вопросов. Слишком много сомнений.
Я жду, выжидаю. Отвлечься было бы здорово. Но когда он поворачивается и смотрит на меня сверху вниз с такой большой высоты, его глаза кажутся далёкими и немного холодными. Расчётливыми.
— У меня сегодня много дел, Икс. Боюсь, я должен идти.
— Ты не... остаешься?
Я знаю, как это звучит, и почему. И я ненавижу это. Я ненавижу, что чувствую разочарование, что нуждаюсь в нём.
— Нет. Я не могу, но ты знаешь, что хотел бы, — холодный и расчётливый мужчина превращается в горячего и забавного. — Ты знаешь, что я хотел бы остаться, правда, Икс?
— Да, Калеб.
— Но ты понимаешь, почему я должен уйти.
— Да, Калеб.
Но, несмотря на заявление о неотложных делах, я чувствую эрекцию, прижимающуюся к моему животу, пока руками мужчина скользит по моим бёдрам и задирает подол платья. Он просовывает пальцы под резинку нижнего белья и касаются меня. Кружат и резко проникают внутрь, мощно вдалбливаясь всё глубже. Быстро, никакой игры или притворства.
Я кончаю в считанные секунды.
— Твой рот, Икс.
Я падаю на колени.
Он расстёгивает молнию и застёжку на сшитых на заказ брюках. Я чувствую вкус плоти. Мои руки и рот на твёрдой чистой мужской эрекции, а потом всё заканчивается, быстрее, чем я считала возможным, учитывая, как долго это может продолжаться при других обстоятельствах.
— Спасибо, Икс, — я слышу вздох, ослабленный мужской орган тут же спрятан. Несколько шагов, и дверь бесшумно распахивается. — Я пришлю кого-нибудь с подходящим для вечера платьем.
Я остаюсь на полу, стоя на коленях посреди гостиной, платье помято, помада размазана, волосы спутались от грубого захвата его пальцев.
— Хорошо.
— Не грусти, Икс. Я вернусь, и мы побудем некоторое время вместе.
— Всё в порядке.
— Икс, — отчитывает меня он, — в чём дело?
— Я не понимаю тебя.
Долгое молчание, дверь полуоткрыта, выражение лица скрыто в дверном проёме.
— Тебе и не нужно.
— Однако мне бы хотелось. Я стараюсь.
— Зачем?
Любопытство, странно острое, слегка нежное. Всё в одном слове.
— Я... ты тот, кого я знаю. То, что у меня есть. Всё, что у меня есть. Но я не знаю тебя. Ты не уделяешь мне много своего времени, себя самого. А когда это происходит... — я пожимаю плечами, не в состоянии сформулировать речь дальше.
— Судя по твоим словам, Икс... на это есть причина. Это предупреждение.
Шаг за дверь. Разговор окончен.
Но я слышу пять слов, вылетающих из моего рта опрометчивыми пулями:
— Я видела тебя. С ней.
— Икс, — рычит он и скалится.
— Та девушка. Она была расстроена. Она была зла на тебя. Я видела, как ты трахнул её, прямо там, в лимузине. Дверь была открыта, чтобы видели все. В том числе и я. И я знаю, что ты видел меня. Ты посмотрел прямо на меня и улыбнулся.
С какой стати я выгляжу настолько сердитой, настолько ревнивой и настолько сведённой с ума?
— Твою мать, Икс.
— Понимаю, что ничего не значу для тебя, Калеб, но обязательно было выставлять это передо мной напоказ?
Я безрассудна. Это безумие.
Дверь с громким хлопком закрывается. БАМ!
— Ты должна очень тщательно обдумать свои дальнейшие слова, Икс, — это произносится голосом, напоминающим острие скальпеля.
Мой подбородок упрямо поднимается вверх.
— Ты тоже.
Три резких и быстрых шага, краткое ощущение невесомости, и я оказываюсь прижатой к стене, как будто ничего не вешу, жёсткие бёдра вжимаются в моё тело, рука на горле перекрывает мне кислород, каким-то образом не причиняя боль.
— Давай проясним одну вещь. Ты принадлежишь мне. А не наоборот. Не стоит говорить со мной так, как будто я должен давать тебе дерьмовые разъяснения по поводу всего, что я делаю, или с кем я это делаю.
Я моргаю. Вижу звёздочки. Тьма обволакивает моё зрение.
— Ты понимаешь меня, Икс? — вопрос произносится так тихо, что почти ничего не слышно.