Ты забираешь меня на танцпол, где пары вальсируют, кружатся и покачиваются. Одна твоя рука вежливо размещается на моей талии, а вторая берёт мою ладонь, такую тёплую и сухую. Ты ведёшь с опытной непринужденностью, управляя мной один танец, затем другой. Мы останавливаемся, когда музыкальная группа берёт перерыв, и потягиваем вино, которое я нахожу слишком лёгким, слишком фруктовым и сладким. Когда группа начинает играть снова, ты ведёшь меня обратно, кладёшь руки на мою талию, где твоё прикосновение не может быть истолковано никак, кроме как платоническое. Ты что-то говоришь, но я оставляю твои фразы без ответа, и ты, кажется, ожидаешь такого, понимаешь это, продолжая односторонний разговор, а я даже не знаю, о чём он.
Я совсем не думаю о тебе.
— Я могу украсть вашу даму?
О, его голос. Теперь резкий и выжидающий, не оставляющий места для неповиновения.
У тебя нет ни единого шанса, милый Джонатан.
Большие сильные и одновременно тёплые руки Логана берут меня и кружат, уводя прочь. Его шаги ощущаются не гладкими и плавными, а более мощными, непримиримыми и уверенными. Его рука находится не на талии. Она на моём бедре. Не совсем неуместно, но на грани. Пальцы мужчины переплетаются с моими, а не просто сжимают, как это делают друзья.
— Привет, — говорит он, и его глаза цвета индиго находят мои.
— Привет, — выдыхаю я.
И мы танцуем. Мы вращаемся и скользим в изящном круге, и время утекает, как вода, переходит сначала в одну песню, а потом во вторую, и я не могу отвести взгляд. Не хочу. Его глаза впиваются в меня, и, кажется, разглядывают. Читают меня, как будто я его знакомая и любимая книга, давно потерянная и вот наконец-то вновь найденная.
— Как тебя зовут, Золушка?
Его лоб касается моего, и я боюсь интимности этой сцены, его рука всё ещё на моём бедре, его пальцы всё также сплетены с моими, и наши тела слишком близко друг к другу.
Мне нужно прекратить этот танец.
Я отталкиваю его.
— Стой!
Он ловит меня за руку и притягивает обратно к себе.
Мы теряемся в толпе танцующих, но я знаю, что Лен наблюдает за нами, как и Томас, а также Джонатан, и это не может произойти, этого не должно случиться. Он находится слишком близко. Мужчина прикасается ко мне, как будто мы сформированы, приспособлены и созданы, чтобы принадлежать друг другу, как будто он знает меня, как будто только ему разрешено касаться моего тела.
— Почему ты не говоришь мне своё имя? — в его голосе слышится отчаяние.
— Я не могу, — не знаю, как ему это объяснить.
— Просто имя, милая.
— Это не просто имя. Это гораздо больше. Это то, кто я есть.
Мне хочется улыбаться, хочется наброситься на него, почувствовать вкус его губ, тепло его твёрдой груди и рук. Я хочу рассказать ему миллион предательских вещей.
— Точно, — его пальцы покидают мои, скользят вверх и, Боже, оказываются на нежной нижней части моего предплечья. Это так интимно и настолько мягко, что я не могу дышать и чувствую возбуждение от этой невинной близости, мои бёдра сжимаются вместе, и я смотрю на него, ощущая кончики его пальцев у себя на плече, которые поглаживают меня от запястья и вверх до локтя. — Я хочу знать, кто ты.
Пальцами я касаюсь своих губ там, где его губы чуть не коснулись моих.
— Нельзя.
— Почему нет?
— Это невозможно.
— Нет ничего невозможного.
У меня нет ответа на это, я могу только освободить руку, и он не может сделать ничего, кроме как позволить мне это. Я ухожу, и мне больно, меня тянет оглянуться. Тянет вернуться к нему и закончить тот почти-поцелуй. Это как натянутая проволока, пронзающая моё сердце, как порванная струна арфы. Каждый шаг прочь от Логана заставляет всё моё существо играть на этой порванной струне.
Я обнаруживаю тебя в дальней части зала, ты стоишь, прислонившись к стене с бокалом вина в руке, и разговариваешь с Леном. Я слышу слова, вы обсуждаете автомобили, то, что мужчины обсуждают между собой на непонятном языке: мощность, крутящий момент и цилиндры.
Томас, однако, находится с краю толпы танцующих, его чёрные глаза смотрят на меня, и мне интересно, сколько ещё они видели.
— Мадам Икс? — ты произносишь моё имя, как будто что-то подозреваешь.
— Я в порядке, Джонатан.
Я отказываюсь смотреть куда угодно, только на тёмно-красную розу в лацкане твоего костюма. Я не заметила её раньше. Её цвет точно совпадает с оттенком моего платья.
— Нас уже рассаживают на ужин.
Ты сопровождаешь меня, ведёшь сквозь толпу через ряд охраняемых дверей в огромный зал, заполненный большими круглыми столами на шесть персон каждый.