Я на улице, абсолютно голая.
Я хочу танцевать и кричать от радости, чувства свободы. Осмеливаюсь пройти ещё пол дюжины шагов, оглядываюсь, вокруг высокий забор в три с половиной метра, закрывающий весь вид, а также скрывающий всё от соседей.
И затем я слышу голос из-за забора слева от меня и стремглав лечу внутрь дома, меня трясёт от озноба. Больше не медля я иду в душ, вода слишком горячая. Там есть бутылка шампуня и кондиционера «два-в-одном» и мыло. Я улыбаюсь себе, когда намыливаю волосы и массирую кожу головы, вспоминая, как Логан заявлял, что у него нет «женских штучек».
Я долго моюсь, массируя тело. Стираю из памяти Калеба. Пытаюсь стереть давнюю мысль, слабое, почти виноватое желание, интерес, что могло бы быть, если бы Калеб остался.
Я стираю это желание, пока моя кожа не начинает саднить. Калеб не остался; меня забрали, использовали, чтобы удовлетворить какую-то потребность, а затем снова оставили одну, как всегда.
Но я не могу, как бы ни старалась, притворяться, что не было минуты, хоть мимолётной, когда глаза Калеба встретились с моим, и возник момент близости. Это произошло. Это было наяву. Я знаю, мне это не показалось. Однако, как только это произошло, Калеб раздавил его как букашку.
И это, по большей части, помогло мне ускользнуть. Я осмелилась надеяться на близость, разузнать, кто такой Калеб. Взглянуть на него как на мужчину, а не образ, хозяина, владельца. Но такая надежда была — и всегда будет, я теперь в это верю — напрасной.
Я поворачиваю ручку горячей воды, пока моя кожа не начинает гореть от жара, как будто я могу ошпарить боль.
Даже после всего, что я пережила, моя слабость от Калеба не уходит. Я боюсь его, и в то же время он мне нужен.
И я ненавижу себя за это.
Я нахожусь здесь, думаю, пытаясь избавиться от этой необходимости. Чтобы заменить её, возможно, необходимостью в ком-то другом.
Меня тянет к Логану, я загипнотизирована им, очарована, увлечена.
Он такой добрый, заботливый.
Такой тёплый.
Но под этим — стержень из льда и стали. За его глазами индиго скрывается хитрость хищника, иногда я думаю, и свирепость воина.
Я боюсь этого настолько, насколько это вселяет в меня чувство безопасности.
В конце концов я понимаю, что не могу больше задерживаться в душе. Выключив воду я нахожу толстые ржаво-красные полотенца, сложенные в аккуратной стопке под раковиной и оборачиваю одно вокруг своего разгорячённого тела. Ещё одно оборачиваю вокруг головы, чтобы туда впиталась часть воды. Мои волосы настолько густые, что без фена они будут влажным часами. Выглянув из ванной я понимаю, что всё ещё одна. Я нахожу сумку с новой одеждой у входной двери. Беру её в руку, и в этот момент дверная ручка поворачивается, дверь открывается в мою сторону, и моё сердце подскакивает к горлу.
БИПБИПБИПБИП
Лая, Коко прыгает на меня, кладёт свои мокрые лапы на мои обнажённые плечи.
Полный хаос наступает в дикий момент.
Логан отталкивает Коко, поскольку она блокирует дверной проём, и я, в свою очередь, оступаюсь назад. За Логаном дождь льёт как из ведра, сплошной стеной, отчего я совсем не вижу улицу.
Сигнализация пищит всё быстрее и быстрее, и Коко практически сидит на мне, лает, виляет хвостом, оставляя грязные следы от лап на мне и на полотенце, и её когти застревают в нём, угрожая снять его с меня. Логан перешагивает через Коко, колотит по панели сигнализации, чтобы отключить её, затем захлопывает дверь.
Я отодвигаю Коко рукой, пытаюсь встать, придерживая полотенце.
Логан промок до ниточки, его серая футболка стала прозрачной, прилипла к прессу, настолько рельефному и выточенному, как будто высеченному из камня. Она прилипла и к его худощавому торсу, к жёстким, грудным мышцам и широким плечам. Его негустые волосы, слипшиеся от дождя в клочья, прилипают к щекам и подбородку.
Дождевая вода скопилась в лужу у его ног, а его глаза, словно горячие голубые сферы, застыли на моих. Ни один из нас не двигается. Я не дышу.
Полотенце, скрывающее моё тело, свободно свисает вокруг меня, и я придерживаю его одной рукой, а другой всё ещё отбиваю грязные и буйные приветствия Коко.
— Коко, сидеть, — его голос слаб, как будто он должен вспомнить, как говорить. — Сидеть, Коко.
Собака сидит... на моих ступнях. Мокрая шерстка на моих ступнях. Она воняет мокрой псиной, резким запахом.
Я раскручиваю полотенце, завёрнутое в тюрбан на голове, и даю его Логану, который, не отрываясь от меня, опускается на колени рядом с собакой, расстёгивает поводок и тщательно, с заботой вытирает её. Лапы, длинное тело, свисающие уши, снова и снова, пока она не начинает ёрзать, чтобы освободиться.