— В четыре?
Он кивает.
— Чёрт, да. Легко. Доплата за опасность. А я любил опасность. Меня никто не ждал дома, и, честно говоря, мне было наплевать, что со мной произойдёт.
— И потом тебе подстрелили? — предположила я, предчувствуя, что последует дальше.
— И потом меня подстрелили, — согласился он. — Какому-то мудаку с АК повезло. Я имею в виду, что он не мог сделать этот выстрел нарочно, понимаешь? Было слишком далеко, на большой скорости... но это не помешало ему пытаться. Разумеется, мы носили пуленепробиваемые жилеты, но утром взорвалась самодельная бомба и произошла провокация, поэтому нас экстренно подняли и я забыл надеть жилет, спеша сесть в вертолёт. Меня дважды ранили в плечо, ничего особенного, опасности для жизни не было. Но затем, он снова выстрелил, и в этот раз попал ниже. Ты видела раны, — Логан показывает на свои рёбра, и перед моими глазами вновь возникает разорванная рана. — Хорошо, что на мне были ремни безопасности, скажем так. Меня втащили обратно, транспортировали к врачу и отправили на родину. Это был конец для меня, но борьба продолжалась. Я провёл долгое время на спине, выздоравливая. Раздумывал. Я дважды избежал смерти. Сервантес должен был убить меня. Вероятно, в конце концов так бы и произошло, если бы я ошивался неподалёку. Но он этого не сделал, и я сбежал в армию. Тогда я получил пулю в живот, и это чуть не убило меня. Было задето лёгкое, навсегда нарушив жизненную ёмкость этого органа. Пуля чуть не повредила другие важные органы и позвоночник. Но ранение и так было плохим. Реально плохим. Из-за него пришлось провести довольно долгое время в горизонтальном положении в размышлениях о том, что я был на волоске от смерти, пришло понимание, что я должен был быть мертв, и я начал переосмысливать приоритеты.
— К каким выводам ты пришёл?
— Что я должен был кем-то стать. Хоть и не должен был, но я выжил. Я был жив, и понимаю, что это звучит как клише, но я чувствовал, что получил второй шанс. Одно привело к другому, и я оказался в Чикаго, начал работать на успешного спекулянта, парня, который скупал дома, отобранные за неуплату ипотеки. Он ремонтировал их и продавал, хорошо зарабатывая на этом. У меня были деньги, но мне нужно было чем-то заниматься. Я достаточно хорошо обучился этому ремеслу и стал сам покупать дома. Это было популярно долгое время, пока рынок недвижимости шёл в гору. Я заработал кучу денег и решил приумножить их. Купил бар, который шёл ко дну, владелец обанкротился. Отремонтировав его, я нанял людей, которые знали, как руководить им, а затем продал его с большой прибылью. Это пополнило мои карманы, позволило ещё больше рискнуть, чтобы заработать ещё больше. Большинство рисков окупилось, некоторые — нет. И каждый раз получая большую прибыль, я использовал её для финансирования следующей сделки. Получал другие навыки, учился распознавать, когда что-то окупится, и когда это было бессмысленно. Заинтересовался развитием технологий, купил несколько компаний...
— И тогда ты проиграл в неудачной сделке.
Он кивает.
— Ага. Но это уже совсем другая история.
— Одна из тех, которые ты не хочешь рассказывать.
— Верно, — он смотрит на меня. — Вернёмся к твоей истории. Как ты оказалась у Калеба?
Внутри меня всё замерло. Я не знаю что ответить. Не знаю как говорить о Калебе. Как объяснить.
— Он появился, когда у меня никого не было, — я умолкаю. Это в достаточной степени правда.
Логан кивает, но это кивок, который говорит лишь о том, что он понимает, что я знаю больше, чем рассказываю.
— Как насчёт того, чтобы поделиться какой-то и впрямь... личной информацией? Ты ведь видишь, что я не лгу. Просто хочу знать. Я не стану осуждать тебя или... не знаю, ещё что-то. Мне просто необходимо знать.
— Что именно такого личного ты хочешь знать? — не могу не спросить я.
Пауза, Джино приносит ещё одно блюдо, что-то вроде лазаньи, широкие рулеты макарон в листах, фаршированные рикоттой и измельченной колбасой, облитые маринарой.
— Ты видела картину? — спрашивает Логан.
— «Звёздная ночь», — говорю я, — да, видела. Я спрашивала о ней.
— Знаешь, Ван Гог продал всего лишь пару картин за всю свою жизнь, и эта была одна из них. Но эта конкретная версия «Звёздной ночи» была фактически одной из десятков похожих. Он создал их в убежище во Франции. То, что мы теперь называем психиатрической больницей. Это был сумасшедший дом для богатых. У него была хроническая депрессия, он страдал психическим срывами. Отрезал себе ухо или какую-то его часть. Он сам приехал туда, в Сен-Поль-де-Мозоль. В его распоряжении было целое крыло, и он сидел в этой комнате, которую превратил в студию, и рисовал этот пейзаж снова и снова. Использовал различные перспективы, пытаясь применять разные методы.