Выбрать главу

— Ты — мадам Икс, и ты... моя, — твои пальцы ущипнули мой подбородок, подняли мою голову, чтобы я могла тебя видеть. — Скажи это, Икс.

Слова словно кто-то вырвал из меня, они пойманы в ловушку и запутались, они вытянуты из конфликта, который царит внутри меня:

— Я мадам Икс, и я твоя.

ГЛАВА 17

Ты молчишь, пока мы не возвращаемся в высотку на тринадцатый этаж.

— Почему ты сбежала, Икс? — твой голос звучит как гром в дали.

— Ты сбежал первым.

Я стою возле окна, всё ещё одетая в джинсы, удобную футболку, хлопковые трусики и спортивный лиф, балетки.

— Итак, ты сбежала с другим мужчиной? — обвинение.

— Да, — тебе не услышать от меня оправданий.

— После всего, что я для тебя сделал, после всего что мы разделили, ты просто взяла и оставила меня как какой-то мусор.

Ты звучишь человечно, почти задел.

— Всё, что мы разделили? — я кладу ладонь на холодное стекло, найдя крошечную меру внутреннего спокойствия в успокаивающем, знакомом виде на проезжающие мимо машины, восходящие здания, отражающие тени и слабый свет. — Что же у нас с тобой, было Калеб? Я не что иное, как твоя собственность. Ты пользуешься мной так, как считаешь нужным, и ожидаешь, что я останусь и просто буду ждать тебя.

— Ты ведёшь себя так, будто я отношусь к тебе, как к рабыне. Как к простому... физическому объекту.

— Ты так и поступаешь! — я поворачиваюсь, и ты тут, мои ладони упираются в твою грудь, сильно. — Я — объект твоих сексуальных потребностей, Калеб. Как Рэйчел и другие. Придумывай любые оправдания, но ты больше не можешь обманывать меня, как всех их. У них по крайней мере есть надежда стать ценными для кого-то. Возможно, они более чем продажные рабыни, но по крайней мере у них есть цель, будущее, обещание чего-то большего. Я хожу по этим комнатам изо дня в день, день за днём, и всё же я никуда не ухожу. Я ничего не делаю. У меня нет будущего. Да, я мадам Икс. Но кто это? Кто я? И кто я для тебя, Калеб, кто? Что я? Тебе нравится трахать меня. Я так понимаю. Но это то, что ты делаешь со мной, а не ради меня. И да, ты очень, очень хорош в этом. Мне нравится. Я признаю это. Но это не то, что мы разделяем, Калеб. И когда это происходит, ты просто это... делаешь. И всё. Ты уходишь. Ты уходишь. Ты всегда уходишь! Ты всё, что у меня есть, и ты всегда уходишь от меня!

Ты странно молчалив. Как я оказалась здесь, так близко к тебе? Руки, зажатые между нашими телами, ладони прижаты к твоей груди. Опираюсь на тебя словно не могу стоять самостоятельно.

Я не совсем уверена, что это неправда.

Ты абсолютно неподвижен, по твоей грудной клетке не видно даже, как ты дышишь. Твои глаза смотрят на меня, и они пылают, трескаются от тёмного огня, словно за этими тенями внутри тебя есть ад, солнце, всемогущая сверхновая звезда, но её можно увидеть или почувствовать только тогда, когда ты позволишь завесу, защищающему мир от твоего внутреннего «я», быть сметённым.

Ошибка — движение, исходящие от тебя: твоя челюсть пульсирует в ярости.

— Ты думаешь, — пауза, чтобы выдохнуть, — ты думаешь всё, что я делаю, это трахаю тебя? Я правильно тебя услышал?

— Да, — я не отступлю. Не могу. Не должна. — Это всё, чем ты когда-либо занимался со мной: трах. Базовый, бессмысленный и пустой.

— Ты не права, Икс. Моногамно ли я верен тебе? Нет. И я не буду ни объяснять, ни извиняться за это. Я такой, какой я есть. Тот, кто я есть. Но моё время с тобой, как бы оно не было ограничено, никогда не было... базовым или бессмысленным или пустым, — ты произносишь эти три слова, мои слова, с таким кислотным ядом, что я не могу не дрогнуть. — Далеко от этого, Икс. Я не из тех, кто выражает свои эмоции, и это вряд ли изменится.

Мой подбородок поднимается.

— Я... тебе... не верю.

—Нет? — его бровь выгибается. — В таком случае позволь показать тебе.

Ещё один момент, врезается в мою память: ты, освещённый бледным светом города, огромный, существо истиной сексуальной власти, кипящий, яростный, твои руки поднимаются, как будто в замедленном темпе, глаза зафиксированы на мне, которые моргают несколько раз за секунду, медленный взмах длинных чёрных ресниц, а затем твои руки хватают мою рубашку и поднимают её.