Выбрать главу

Это успокоило меня. Он не уступит любимую женщину другому мужчине, он найдет пути и способы встречаться со мной, он заберет меня к себе. Может быть, даже хорошо, что ему придется теперь действовать. Я была уверена, что сложившаяся ситуация ускорит принятие им какого-то решения.

Мы с Карло ехали в карете всю ночь, и всю дорогу я сидела, забившись в угол. Чувствуя мою холодную сдержанность, он некоторое время не беспокоил меня, а затем решил все же объяснить свое решение, хотя я упорно не хотела понимать его.

— Сегодня Бонапарты являются нашими соперниками, а уже завтра станут нашими врагами, — нарушил молчание Карло. — Между нами и этим сборищем якобинцев не осталось никаких точек соприкосновения. Кровавый террор, царящий во Франции, вызывает у генерала Паоли глубокое отвращение и вынуждает его искать контакт с умеренными политическими режимами, что полностью отвечает интересам Корсики. Сейчас он ведет секретные переговоры с Англией и рассчитывает на то, что она примет Корсику под свою защиту. И я — на его стороне.

— Я устала, — ответила я ему и подумала про себя: «Проклятая политика! Все может лететь к чертям, а политика все равно остается. И как это меня только угораздило полюбить человека, который оказался политиком, и одновременно иметь жениха — политика? И что это такое, как не амбиции и не стремление к славе и власти?! А еще тщеславие, высокомерие и зависть. Женщины более скромны в своих желаниях — они хотят жить и любить, их интересует будущее любимого человека, а не судьба народных масс. Пускай это эгоизм, но так хочется покоя, человек живет сегодня, и ничто не должно разрушать его личное счастье ради сумасбродных планов во благо будущих поколений».

За то время, пока меня не было, жизнь в нашем доме в Корте нисколько не изменилась к лучшему. Здесь, где все напоминало мне об отце, жила моя семья — недалекая, примитивная, ограниченная, сосредоточившая свои интересы на повседневных мелочах и ставшая для меня бесконечно далекой. Я почти возненавидела Наполеона за то, что он научил меня думать. Теперь я увидела то, чего никогда не замечала раньше, начала более отчетливо понимать суть многих явлений, как явных, так и скрытых.

Моя мать, которую больше не сдерживала и не подавляла личность отца, стала вдруг неестественно разговорчивой. Ее жалобный голос слышался в доме весь день, с утра до вечера, она все говорила и говорила — ради самого этого процесса. Сестра Ваннина наконец-то обручилась. Поскольку Карло выхватили из-под самого ее носа, ей пришлось довольствоваться первым подвернувшимся кузеном, Винчентелло Маласпина — неуклюжим парнем с постоянно приоткрытым от удивления ртом. Брат Антонио оказался восторженным почитателем генерала Паоли, и от него теперь постоянно исходили различные патриотические высказывания. В общем, еще один политик на моем пути!

Единственным моим утешением была Лючия. Когда мы приехали ночью, она пришла ко мне в комнату, чтобы помочь раздеться, и, надевая на меня через голову ночную рубашку, спросила:

— Что случилось с тобой в Аяччо?

— А что со мной могло случиться в Аяччо?

— Не пытайся провести меня. Ведь ты уже больше не девушка — ты стала женщиной. У тебя уже нет твоей детской пухлости. И еще… — она с трудом подбирала нужные слова —…твое тело стало знающим. Ты по-другому держишься и ходишь по-другому — точно женщина, познавшая любовь. Вот почему я спрашиваю тебя сейчас: кто этот мужчина?

Что делать — все отрицать, или я могу довериться Лючии? Я почувствовала, что мне необходимо выговориться.

— Это Наполеон Бонапарт, — прошептала я.

— О Мадонна! — Лючия вскинула руки. — Этот заморыш! У тебя прекрасный богатый жених, а ты взяла вдруг и нашла такого, который сам ничто и у которого ни гроша за душой. Что же теперь с тобой будет?