Инна Бачинская
Мадам Осень
Действующие лица и события романа вымышлены, и сходство их с реальными лицами и событиями абсолютно случайно.
Олег Гаврилюк. Жизнь — бумеранг
Пролог
…Мужчина отпер дверь и посторонился, пропуская гостью. Та вошла, встала посреди прихожей; вздрогнула, поймав свое отражение в высоком зеркале: настороженные глаза, каштановые волосы до плеч, длинное синее платье, сверкающие камешки в ушах, нитка жемчуга на шее. Круглая шляпка из блестящей материи.
— Будь как дома, — сказал мужчина. — Раздевайся! Слышь, как тебя зовут? Александра? А я — Николай! Будем знакомы. Очень приятно. А то, смотрю, сидит одна, пьет сок, скучает! Расслабься, чего ты? Садись! Я сейчас пошарюсь в серванте, вроде коньячок где-то был. Ох, и навернем сейчас! А ты часто там бываешь? Никогда тебя раньше не видел…
…Поздно. За стойкой уютного полупустого бара четверо. Двое старых приятелей, уже изрядно принявших и громогласных, хлопают друг друга по плечу: «А помнишь? А помнишь, как ты? А они! А ты опять!» И радостное ржание.
Одинокая женщина средних лет в открытом черном платье, с сигаретой в тонких пальцах; в ушах поблескивают камешки… настоящие, как определил опытный бармен Эрик Гунн, тонкий и длинный молодой человек в белой рубашке и черной бабочке. Задумчиво сузив глаза, она созерцает сизую струйку, штопором тянущуюся к потолку; перед ней низкий бокал-тюльпан с коньяком; она затягивается, выпускает дым, берет бокал нарочито неторопливым движением — длинные лиловые ногти стукаются о стекло, — отпивает чуть, ставит на место, задумчиво созерцает сизую струйку. Она как будто повторяет некий ритуал: затяжка, дым, протянула руку и взяла бокал, цокнула ногтем, глоток коньяку, неслышно поставила на стойку, убрала руку, потусторонний созерцающий взгляд. Она сидит удивительно ровно, движения ее тщательны и скупы, она напоминает куклу-автомат.
Эрик мельком поглядывает в ее сторону, прикидывая, хватит с нее или можно добавить. Решил, что до кондиции можно добавить слегонца, а потом вызвать такси и попросить стюарда Рому помочь ей сползти с высокого табурета, бережно проводить к машине и назвать адрес водителю. Она хорошая клиентка, не жадная, не скандальная, не стреляет бессовестным взглядом, больше молчит, не пристает с вопросами — курит, пьет и думает о чем-то… а может, ни о чем. Иногда ему кажется, что она даже не осознает, где находится, и не узнает его, Эрика. Иногда ему кажется, что она не в себе, слегка ку-ку, и он поглядывает на нее, спрашивая себя, что «варится» в ее голове и что значит сосредоточенный взгляд «в себя», полное молчание и вообще, зачем она здесь — принять можно и дома в более комфортных условиях. Возможно, ей нужна компания, думал Эрик, эффект присутствия, не хочется сидеть дома одной, а телевизор надоел. Он пытался разговорить ее или познакомить с кем-нибудь… есть такие дамочки, которые ищут знакомств, но она смотрела на него бессмысленным взглядом внезапно разбуженного человека, и он отступился. Видно, что тетка не бедная, следит за собой, одинокая… Такая одинокая, что скулы сводит! Потому и сидит здесь, чтобы хоть какие-то голоса, смех и живые люди, музыка… какая-никакая бормочет едва слышно, джаз в основном, а не склеп собственной квартиры… в шикарном доме, надо заметить, — Вовик, водитель, рассказывал. И коньячок элитный. А может, обожглась и поставила крест.
Эрик прозвал ее Мадам Осень… Эрик был романтиком, воспитанным на старом французском кино и старых шлягерах. Или Мадам. Или просто Осень.
Был и четвертый, чужак, здоровенный краснорожий мужик. Эрик раньше его не видел, похоже, случайно забрел, возможно, приезжий. Этот пил вискарь. Допив, выбрасывал указательный палец, требуя еще. После третьего стакана подсел к Мадам, уставился в упор, ухмыльнулся. Эрик повел взглядом, кивнул Сереже, секьюрити, давая понять, что, возможно, придется вмешаться. Сережа подошел ближе.
— Даме повторить! — приказал краснорожий. — Дима! — Он протянул руку.
Мадам Осень, помедлив, протянула в ответ свою. Он тряхнул ее руку, чокнулся и залпом выпил. Крякнул, взглянул шальными глазами: