О дочери Алена не спросила…
Глава 2. Пятно на безупречной репутации
Горничная Люба проинформировала дежурного администратора Гошу о том, что на номере тридцать шесть уже вторые сутки висит «не беспокоить». Клиент уплатил за пять дней, осталось еще два, потому никто не хватился. Надо бы проверить, не случилось ли чего.
Гоша, небольшой изящный мужчина, в сопровождении Любы и дежурной по этажу Светы подошел к двери тридцать шестого и постучал. За дверью было тихо. Гоша постучал сильнее. С тем же результатом. «Открывай!» — по-командирски приказал Гоша, отступая. Люба сунула карточку-отмычку в щель; дверь распахнулась. Гоша заглянул в полутемную прихожую — на стене горел слабый желтоватый рожок светильника. Из-за Гошиного плеча выглядывали девушки Люба и Света.
Гоша сделал шаг и словно споткнулся, издав хриплый звук — среднее между кашлем и всхлипом. Люба пискнула и зажала рот рукой. Света охнула, схватилась за сердце и прислонилась к стене.
Постоялец лежал на спине, заняв все пространство неширокого коридора. Здоровый толстый мужик, неподвижный, с разбросанными руками и запрокинутой головой; полураспахнутый белый махровый халат в бурых пятнах, торчащее из груди орудие убийства — ножницы. Неяркие блики света на кольцах белого металла…
…На происшествие прибыл майор Мельник, дельный опер, серьезный до мрачности — казалось, его лицо было вытесано из камня: жесткая складка между густыми бровями, жесткие складки от крупного носа к уголкам жесткого рта. Добавьте сюда мощный разворот плеч и тяжелую поступь, и манеру смотретьтакимвзглядом, что у любого, даже невинного как младенец, появлялось желание закричать: «Это не я! Честное слово! Я больше не буду!»
— Пятно на репутации отеля, — трагически заламывал руки Гоша, человек нервный, холерического темперамента. — Никогда ничего подобного! «Лошадь» уже бьет копытом, заняли весь холл! Выбросят в вечерних новостях, шакалы!
«Вечерняя лошадь» была самой крутой городской газетой быстрого реагирования, собирающей слухи и сплетни, и подвизался там известный и всеядный журналистский авторитет Лео Глюк, спец по криминалу, летающим тарелкам, околокультурным событиям и тайным подземным пещерам. Именно он, культовый Лео Глюк, бил в холле копытом на пару с папарацци Костиком. Звали журналиста на самом деле Алексей Генрихович Добродеев, и был это большой толстощекий шумный и очень подвижный человек с голубыми широко открытыми любопытными глазами, оптимист, везде чувствующий себя как дома, готовый сию минуту бежать, действовать и информировать общественность. За эту готовность и оптимизм по жизни в журналистских кругах была у него кличка Пионер; среди узкого круга еще Лоботомик. С майором Мельником они были старыми добрыми знакомыми. Полчаса назад Добродееву позвонил его старый информант, портье Толик по прозвищу Аллегараж. «Давай к нам, пахнет жареным», — конспиративно прошипел Толик, и журналист, захватив Костика, помчался как на пожар.
— Привет, майор! — поздоровался Леша Добродеев с майором Мельником. — Что случилось? Убийство? Давай по кофейку.
Майор Мельник кивнул, и они подошли к кофейному автомату.
— А может, пивка? — спросил журналист.
— В другой раз, Леша. У меня четыре с половиной минуты, — он поднес к глазам руку с часами. Называть точное время, причем самое странное, было одной из его особенностей. Он никогда не говорил, допустим, вернусь через десять минут, уходя перекусить в буфет, а называл точное время: вернусь через восемь с половиной минут, и возвращался точно в назначенный срок. Коллеги специально проверяли, на спор, и кто сомневался, тот проигрывал. Причем это не было извращенным юмором или приколом — майор Мельник действительно так чувствовал: три с половиной минуты, одиннадцать минут, пятнадцать с половиной. А с чувством юмора… черт его знает, обладал ли майор чувством юмора! Не факт, и к делу не относится.
— Убийство? — приступил к делу Добродеев, наследуя телеграфный стиль майора.
— Похоже, — сдержанно ответил тот.
— Огнестрел? Ножевое?
— Ножницами, Леша.
— Чем?! — поразился Добродеев. — Как это?
— Ножницами. Жертву убили ударом ножниц в область сердца. Лисица считает, он жил примерно минуты полторы после удара… но это, сам понимаешь, навскидку.
Лисица был опытнейшим городским судмедэкспертом, небольшим седоголовым человеком, пребывающим в неизменно прекрасном расположении духа, и все знали: если Лисица выносил вердикт насчет того, чем, когда, через какое время наступила смерть, то так оно, скорее всего, и было.