Она была рада наконец смешаться с толпой, двигавшейся мимо Гран-Пале по широкому проспекту Николая II и вверх по величественной лестнице к белокаменному Пти-Пале[6], где проходила выставка. Ева временно отложила в сторону сомнения в лучших намерениях Луи и позволила себе восхищаться художественными произведениями, о которых говорили все вокруг. Она гордо вскинула подбородок, когда он вручил билеты привратнику у входа.
Само здание было великолепным, а стены внутри были расписаны огромными фресками с витражной ротондой на потолке. Там было множество залов, посвященных разным стилям живописи, и Ева с Луи целенаправленно продвигались через толпу к одному из них. Там Ева заметила группу мужчин и женщин, прижимавших к губам руки в перчатках. Она быстро поняла, почему, и захихикала от смущения. Они попали в зал с картинами Анри Матисса. Чувства Евы подверглись испытаниям многообразием ярких красок, грубых линий и первобытных форм, которые она раньше не могла себе даже вообразить. Она не имела представления, что нужно думать или чувствовать по этому поводу, но некоторые полотна были шокирующими, поскольку работы художника были лишены любых условностей. Несколько людей открыто смеялись и указывали на портрет «Женщина в шляпе». Ева подумала, что эта картина похожа на бурный поток со смелыми цветовыми мазками, впечатанными в холст, словно здесь поработал мастерок штукатурщика. Она казалась запретной и необузданной.
Ева была зачарована обнаженными женщинами на других картинах: тела выглядели как огромные чувственные комки масляной краски на холсте. Ей нужно было перевести дыхание.
«Так вот чем занимаются современные художники?» – подумала она, глядя на обнаженные груди, ноги и туловища, изображенные почти на всех картинах.
– Этот стиль был популярен несколько лет назад. Они пишут такие вещи и гораздо чаще, чего не осмеливаются выставлять здесь. Многие картины гораздо более откровенны и эротичны, чем эта обнаженная натура.
Луи укоризненно фыркнул.
– Ты видел что-то похуже? – спросила она.
– Разумеется. Но теперь в моду вошло новое веяние, которое называют кубизмом, и вся эта плоть отправилась в ретроспективную коллекцию по сравнению с чем-то еще более разнузданным. Пойдем, тебе нужно это увидеть! Экспозиция в соседнем зале.
Луи взял ее за руку и повел сквозь толпу. Все-таки он был ужасно нудным человеком, и его описание лучше всего свидетельствовало об этом. Она ненавидела прикосновение его влажной руки почти так же сильно, как и его предсказуемость. Но даже это не могло рассеять ее блаженство. Находиться здесь, на модной выставке, вместе с цветом парижского общества, было просто восхитительно, ее сердце просто пело от восторга.
– В прошлом году они заставили осла помахать хвостом, и получилась картина. Ее выставили здесь. Этот хлам продали за четыреста франков, а художник вроде меня едва может заработать на жизнь, – бубнил Луи, не оставлявший тщетных попыток утешить свое самолюбие и испортить настроение Еве.
Когда они вошли в следующий зал, Ева не знала, чего ей следует ожидать, но новый удар по чувствам еще сильнее потряс ее. Огромное пространство с игрой красок и света, заполненное множеством людей, бросило ее в жар. Там было много больших полотен, покрытых углами и линиями, с мертвенно-бледными кубами и запертыми внутри человеческими силуэтами, которые как будто пытались вырваться на свободу. При виде этих тревожных картин Еву охватила дрожь; она гадала, что пытались сказать художники. Вокруг толпилось слишком много людей, невозможно было сделать паузу и хотя бы немного подумать, но каждая картина как-то странно волновала ее.
– Этих проклятых художников следовало бы называть дикими зверями, а не фовистами, – проворчал Луи. – Для них в искусстве нет ничего священного. Только посмотри на эти бессмысленные формы! – Он тяжело вздохнул и добавил: – Один из них и впрямь заработал себе некоторое имя, хотя теперь уже ясно, что он на голову выше всех остальных. Какой-то испанец по фамилии Пикассо. Чертовы испанцы!
Он потер подбородок, глядя на огромный холст с серыми и бежевыми кубами.
– Но мне хотелось бы познакомиться с ним. Быть может, частичка его тупой испанской удачи перейдет и на меня. По крайней мере, я умею рисовать лучше, чем осел.
Разумеется, Ева слышала фамилию Пикассо. Все, кто что-то значил в Париже, говорили о нем и называли его настоящим ренегатом. Недавно она читала, что он прославился после того, как оставил стиль Матисса и стал основателем этого нового линейного стиля, презираемого Луи. Ева не разбиралась в живописи, но понимала, что эти картины буквально завораживают ее.
6
Гран-Пале и Пти-Пале (Большой дворец и Малый дворец) – дворцовый ансамбль в Париже, где теперь находятся художественные галереи. Проспект Николая II был переименован в проспект Уинстона Черчилля.