– Послушай, а это что такое? – спросил Аполлинер, чтобы сменить тему. Он смотрел на влажный холст на мольберте Пикассо.
Художник закатил глаза.
– Почему искусство всегда должно быть чем-то? – резко спросил он.
– Вон тот круг напоминает виолончель, – шутливо заметил Макс. Он потеребил аккуратную бородку большим и указательным пальцами и обменялся взглядами с Аполлинером.
– Мне это больше напоминает женскую задницу, – отозвался Аполлинер с озорной улыбкой, приподнявшей кончики губ.
– Но на самом деле это не значит, что ты видел хотя бы одну, мой друг Апо, – сострил Макс, воспользовавшись уменьшительным прозвищем, которым они называли Аполлинера.
– Ну, ты-то уж точно не видел!
– Вы когда-нибудь чувствуете вещи, когда смотрите на картину, или просто видите ее глазами? – спросил Пикассо, недовольный тем, что его покой оказался нарушенным в этот священный час, и раздраженный насмешками над своей работой. – Dios mio[3], иногда мне кажется, что меня окружает толпа идиотов!
– Я вот что-то не совсем понимаю… – признался Аполлинер, сделавший вид, что продолжает изучать картину. – Пабло, твой разум – это великая загадка.
– А я испытываю жажду, даже когда говорю об этом. Может быть, пойдем выпьем? – предложил Макс.
– Еще даже не полдень, – отрезал Пикассо.
– Утро – прекрасное время для пива. Оно задает правильный настрой на весь день, – сказал Аполлинер, нависая над друзьями, как дружелюбный великан с покатыми плечами.
– Вы можете идти, а я собираюсь еще немного поработать, а потом поспать, – Пикассо кивнул в сторону небольшой железной кровати в углу студии. Она была накрыта яблочно-зеленым одеялом с бахромой и вышитыми красными розами, которое его мать прислала из Испании.
– Поспать здесь? – с ноткой удивления спросил Макс, поскольку Пикассо уже давно оставил позади свои голодные годы на Монмартре. У него не было причин проводить больше времени в обветшавшем холодном доме, чем требовалось для работы. – А как же la belle Fernande[4] в ее уютной квартире?
– У нас с Фернандой все будет в порядке, – заверил Пикассо, взял кисть и отвернулся от них. – Давайте, отправляйтесь. Увидимся в субботу вечером у Гертруды, как обычно, – добавил он и начал размешивать краску.
Пикассо действительно с нетерпением ожидал субботние вечерние салоны у Гертруды Стайн, проходившие каждую неделю. Ему нравились юные умы и интеллектуальные беседы с самой Гертрудой, которая всегда была открыта для дискуссий. Она бросала ему вызов. Она заставляла его думать и ставила под сомнение любую общественную норму, которая считалась аксиомой. Эта женщина воплощала настоящую силу природы! Если бы только она привлекала его физически…
– Дайте мне, наконец, поработать!
– Ты не забыл? Ты обещал, что завтра придешь на чтения Апо в Салоне независимых художников, – шепотом напомнил Макс, когда они направились к двери.
– Я не забыл, – отозвался Пикассо.
На самом деле он совершенно забыл об этом.
…В какой-то момент, пока ее глаза были еще закрыты и сонный туман только-только начал рассеиваться, Фернанда увидела своего мужа, человека, который бил ее. Она в панике открыла глаза, но перед ней сидела лишь маленькая коричневая обезьянка-капуцин, одетая в красивую красную курточку с шейным галстуком, пришитым к лацканам. Зверек наблюдал за ней бусинками черных глаз, а Пикассо, улыбаясь, возвышался за ней.
– Обезьянка из кафе? – спросила Фернанда, пытаясь понять причину появления маленького существа, которое теперь сидело у нее на груди и деловито умывалось. Момент казался абсурдным, особенно из-за отголосков кошмара, все еще маячившего на границе ее сознания.
– Я купил ее по дороге домой из студии сегодня утром. Согласен, это довольно необычно, но лучше пусть она будет здесь, в нашем маленьком зверинце, чем терпеть такое обращение с собой.
Фернанда обвела взглядом их лохматую собаку Фрику, помесь огромной пастушеской овчарки, сиамского кота Бижу и белую мышь, которую они держали в деревянной клетке у окна. Да, это становилось похоже на зверинец.
Она села, и одеяло упало с ее обнаженной груди. Ее длинные темно-рыжие волосы рассыпались по плечам, контрастируя с зелеными глазами. Зверек ловко перескочил с кровати на туалетный столик, потом спрыгнул на пол.
– Но обезьянка, Пабло!
Он опустился на край кровати рядом с ней.
– Ее били и обижали. Ты же меня знаешь; я не мог не прийти на помощь. У меня было слишком мало денег, поэтому я сделал эскиз для шарманщика, и он был только рад такому обмену.