— А потом что?
— Потом я больше не спрашивал. Никогда! Вам не из-за чего терзаться угрызениями совести! Вы ничего не разрушаете. Это наша постель. Она принадлежит вам, Тиция! Вам и мне! Это наше розовое ложе. Теперь вы меня понимаете?
Я понимаю его.
Жена стала его матерью, а мать не спит со своим ребенком.
Девятнадцать лет в браке! Да, это непросто. Иногда все идет хорошо, но чаще — нет. Обычно любовь уходит, тело хиреет, душа охладевает. Глаза больше не блестят. Чувствуешь себя непривлекательным. И если такое состояние продолжается, заболеваешь. Или становишься импотентом!
Если только ты не сопротивляешься и не любишь на стороне.
Очевидно, это и проделывает мадам Рено. Потому что на фотографии где-то далеко-далеко, на другом конце увитой розами кровати, она смотрится свежей и бодрой. И смотрит на меня очень бойко сверху вниз карими, совсем не глупыми глазами. У нее красивые белокурые волосы и алый чувственный рот. Смотрите-ка, она того же типа женщина, что и я!
И точно так же она не сдается!
Теперь все прояснилось. Брис переходит к делу.
Он садится рядом и начинает меня раздевать. Медленно, с видимым удовольствием!
— Ах, мои маленькие, сладкие ножки! — придыхает он и снимает туфли. Потом кладет меня на кровать и запускает руку под юбку.
— О-о-о! Пояс с резинками! — восторженно вскрикивает он, точно ребенок, нашедший пасхальные яйца в саду. — Сейчас опять носят пояса с резинками? Он красный, под цвет туфель! Шарман!
Он опять осыпает меня поцелуями, уже не так лихорадочно орудуя своим маленьким, острым языком. Очевидно, он способный ученик. Потом он снимает юбку. И начинает громко сопеть!
На мне малюсенькие кружевные трусики такого же красного цвета, что и туфли. Они лишь чуть-чуть прикрывают светлые завитки внизу, и больше ничего. По бокам они высоко вырезаны, и мои ноги кажутся еще длиннее!
Брис не может оторвать от меня глаз.
Ясно, что он давно не получал такого удовольствия. Трепетным восторгом сияют его глаза, и я наслаждаюсь этим мигом, словно весенним днем после долгой, холодной зимней ночи. Я поднимаю голову.
— Брис, я должна вам что-то сказать.
Он вздрагивает, будто прервали его дивный сон.
— Что? — испуганно спрашивает он. — Что вы должны сказать? Надеюсь, вы не хотите уйти домой?
— Нет, я остаюсь у вас. Но я не предполагала, что мы… что мы так быстро… как бы это сказать… сблизимся. Я не принимала пилюли. А сегодня опасный день. Вы не могли бы взять это на себя?
Брис вздыхает с облегчением.
— Конечно! — Он ласково проводит рукой по моим бедрам. — Конечно, я прослежу. Это не проблема. С огромным удовольствием. У меня это хорошо получается. Не волнуйтесь, дорогая. А потом я покажу вам кое-что, это должно вам непременно понравиться.
— Что вы собираетесь мне показать? — Меня забирает любопытство.
— Культ Исиды, — таинственно шепчет он. — Вы же знаете, я люблю все божественное, возвышенное. Люблю поклоняться женщине…
— А что такое «культ Исиды»? — недоверчиво перебиваю я.
— Гимн женскому телу, — театрально отвечает он, — служение той, которую любишь. Тем самым сохраняются ее красота и молодость. Ты жертвуешь ей лучшее из того, что имеешь!
Э, нет! Может, все же лучше уйти домой? Такой поворот мне не по вкусу! Я против культов, магии, ритуальных служений, против истерии. Я за нормальную любовь между мужчиной и женщиной, без колдовства, чертовщины, заклинаний и прочей ерунды. Все искусственное убивает эротику, во всяком случае у меня. Мужчина, которому нужны такие вещи, не вызывает во мне желания.
— Не бойтесь, это не больно, — шепчет Брис. — Вам не придется ничего делать, просто лежать. Это совсем просто! А теперь, моя богиня, мой ангел, моя любовь, теперь я освобожу вас от этой одежды.
Он расстегивает мою шелковую блузку и от неожиданности вновь запахивает ее. Под ней ничего нет.
— Вы не носите белья? — прыскает Брис и начинает хохотать. — Мадам Сент-Аполл выходит из дома полуголой? Прелестно! Вы всегда так ходите?
— Нет, только в крайних случаях, — отвечаю я, — когда это необходимо! (Чтобы чувствовать себя увереннее, — думаю я про себя.)
— А сегодня это было необходимо? — спрашивает он напыщенно.
Я киваю.
— Я люблю вас! По-настоящему! — Он гладит меня по щеке, по лбу, по волосам. Потом, медленно и нежно, по груди. Удивительно, какие мягкие ладони у этого отягощенного мускулами мужчины.
Неожиданно он вскакивает и сбрасывает халат на пол.
— Вчера, лежа в этой кровати, я представлял себе вас. Но таких красивых ног я еще никогда не видел. У вас тело, как… как… как у сильфиды! Такое узкое и нежное. И в то же время такое женственное. Вы женщина до кончиков пальцев! Посмотрите на меня! — Он молниеносно срывает с себя белье. — Я вам нравлюсь?
Брис с гордостью становится в театральную позу. За ним — море роз. Зрелище весьма внушительное. Но из-за сплошных мускулов почти не видно тела. Места, ровные у других мужчин, у этого выпуклые. Он весь покрыт загаром. А это еще что такое?
Его член достает до пупка! Этого он тоже достиг тренировкой?!
Я удивленно взираю на рвущийся ввысь фаллос. Опять раритет. Да, в Париже тебя просто балуют. Каких только трюков не таит природа в своих запасниках, никогда не угадаешь.
Скорее я представляла себе его член маленьким и жилистым, кривым и с острой верхушкой. На такой мощный агрегат я никак не рассчитывала. Ибо длина носа и толщина пальцев (по которым все якобы можно рассчитать) указывали на средние размеры. Сантиметров одиннадцать, от силы двенадцать. Брис поворачивается, и теперь я вижу его в профиль. Блеск! Он напрягает мускулы живота, и пенис раскачивается в такт. Это уже лишнее! Мог бы обойтись и без фокусов, инструмент и так впечатляет.
Я в умилении приподнимаюсь на кровати и внимательно рассматриваю предмет его гордости. Не зря же я родилась в семье художников, люблю все неординарное, а такой прямой, словно по линейке вычерченный член мне никогда не попадался. Он — само совершенство, без малейшего намека на изгиб. Головка тоже не выступает, он ровный и гладкий, как труба, и до самого кончика покрыт шелковистой кожей. С художественной точки зрения он не кажется мне красивым — не хватает барочной вычурности, особенно наверху. Но член безукоризненно подходит к стальному телу и, чего греха таить, возбуждает меня. Он заставляет меня даже забыть канаты мускулов на бедрах и вздувшиеся вены на икрах, которые не в моем вкусе.
Под моим взглядом Брис краснеет до корней волос. Такого я тоже никогда не встречала, и это меня глубоко трогает. Неужели под этой горой мускулов скрывается мягкое сердце?
— Ты находишь меня красивым? — робко спрашивает он и боязливо поднимает на меня свои серые глаза (мы неожиданно перешли на ты).
— Не просто красивым, а потрясающим! — Брис чувствует себя польщенным.
— Иди ко мне, сладкая моя! Заберемся под одеяла! Он поднимает меня, я обвиваю руками его шею.
Едва дышу. Дело принимает серьезный оборот! Ах, до чего же хорошо чувствовать большое, сильное мужское тело, снедаемое страстью! Я тоже хочу его. Брис крепко держит меня одной рукой, без малейшего усилия. Другой откидывает покрывало. Простыни лимонно-желтые, без всяких роз, скромно-однотонные. Мне становится легче. Постельное белье с рисунком вызывает у меня отвращение. Хотя бы тут я буду избавлена от пытки розами!
— Последний штрих. — Брис нежно кладет меня на кровать, становится рядом на корточки и с видимым наслаждением бережно снимает с меня трусики и чулки. Потом осыпает поцелуями все мое тело. Мне становится жутко жарко, и я бы предпочла, чтобы он вошел в меня.
Но Брис действует по учебнику. Его голова уже между моих ног.