Что тут скажешь?!
Бывают такие мужчины: встретишь его в автобусе — и уже знаешь, он твой. Внутренний голос нашептывает: рано или поздно я пересплю с этим красавцем. Потом проходят месяцы, и наконец вы случайно встречаетесь вновь. Случайно находятся общие знакомые, случайно у обоих свободен вечер — и все ясно: это ниспослано свыше, вы созданы друг для друга.
Так я себе это представляла, когда увидела его после разлуки. Но завтра он уезжает, и значит, все будет иначе.
— Ты все время молчишь. — Поль прерывает свой рассказ. — Тебе здесь больше не нравится? Знаешь, пойдем куда-нибудь в другое место. В джаз-клуб за углом. Там поет черная американка. Или… или тебе пора домой?
— Нет-нет. Я пойду с тобой.
Поль встает и протягивает мне руку. У него красивый рот, полные губы. С удовольствием бы их поцеловала. Но завтра он уезжает. Он на голову выше меня, как раз удобно положить ему руку на талию. Меня так и тянет это сделать. Но ведь завтра он будет неизвестно где!
— Ты такая грустная, — замечает Поль. — Вот увидишь, музыка тебя развеселит!
Мы уходим из кафе. Поль непринужденно кладет мне руку на плечи. Моя рука уже на его талии. Потрясающее ощущение.
Мы шагаем молча в ногу.
Клуб называется «Ле Бильбоке».
Он известен на весь мир, здесь пели все звезды джаза — от Луи Армстронга до Эллы Фидцжеральд, отсюда они завоевывали Европу. Это самый старый джаз-клуб в Париже, и ночь обещает быть замечательной: красный бархат, интимный свет, приветливые официанты и фантастическая музыка!
Пианист, контрабасист, ударник — я их уже слышала до радио. И, конечно, певица! Черная, как уголь, и весит не меньше десяти пудов. От ее пения сотрясается вся сцена. У нее низкий, выразительный голос, она вращает глазами, смеется, раскачивает в такт бедрами. На негритянке белое платье с длинной бахромой, колыхающейся при каждом ее движении, на лбу и шее — сверкающие украшения. Сейчас она поет «Штормовую погоду», и я того и гляди расплачусь.
— Тебе хорошо? — спрашивает, заглядывая мне в глаза, Поль. Мы сидим вплотную на маленьких табуретках, обтянутых бархатом. Клуб забит до отказа.
— Бесподобно!
Наши пальцы переплелись как бы сами по себе. Я безмерно счастлива.
Самое главное: Поль видит только меня. К разряженным созданиям вокруг него он абсолютно равнодушен. Его соседка справа пухленькая и темпераментная, ее серебряная шаль соскальзывает на пол. Фаусто сразу бы отреагировал: «Ах, мадемуазель, разрешите помочь? О, какая изумительная шаль! Позвольте накинуть ее на ваши безукоризненные плечи!» Поль туда даже не смотрит, он полностью сосредоточен на мне. Я и не подозревала, что это так прекрасно!
Оказывается, уже три часа ночи. Огни гаснут, клуб закрывается. Что нам делать? Домой не пойдем ни в коем случае!
Рука об руку прогуливаемся по маленьким переулочкам, по улице Монсиньор ле Принц и забредаем в какой-то полутемный бар, открытый до самого утра. Когда несколько часов спустя мы, наконец, покидаем его, солнце светит вовсю и кафе открывают свои стеклянные фасады.
Повсюду бурлит работа. Стулья опускаются со столов на пол, включаются кофейные машины, выжимаются апельсины, подвозятся корзины с булочками и круассанами. Парижские улицы наполняются свежим запахом кофе. Что делать нам двоим? Конечно, позавтракать.
Мы сидим на террасе красивого кафе напротив церкви Сен-Жермен-де-Пре. Мы первые посетители, зеленый бульвар еще пуст, движения нет. Слушаем чириканье воробьев и наслаждаемся друг другом.
Фаусто забыт. Выпиваем по большой чашке кофе со сливками, едим теплые, хрустящие круассаны. Наши ноги соприкасаются, а в остальном мы соблюдаем дистанцию. Мы даже не целовались в баре, хотя было очень соблазнительно. Не целуемся и теперь, потому что я так хочу. Не желаю сегодня влюбляться, а завтра прощаться, вернее даже вот-вот, ведь время мчится как сумасшедшее, а в полдень ему нужно уезжать.
— Ты успеешь вовремя в Нормандию? — спрашиваю я, когда мы, подкрепившись, идем к стоянке такси. — Уложишься до двенадцати?
Поль смотрит на часы.
— Если сейчас сразу поеду, то да.
— Будь осторожен, прошу тебя. — Протягиваю ему обе руки. Он крепко держит их и долго-долго смотрит на меня своими добрыми темными глазами, в которых можно прочесть все.
— Это был самый прекрасный вечер в моей жизни, — говорит он медленно и размеренно.
— Но слишком короткий, — замечаю я, и мы оба смеемся.
— Мы это наверстаем, когда я вернусь, — обещает Поль. — Я сразу позвоню. Можно?
— Ты обязан это сделать. Если меня не застанешь, то Глория Мане всегда знает, где меня найти.
Поль медлит.
— Я передам отцу привет от тебя?
— Самый нежнейший. Заказ меня очень интересует.
— Я все сделаю, чтобы ты его получила.
Долго обнимаемся и целомудренно целуем друг друга в щеку.
— Адье, Поль! Счастья тебе и хорошо съездить. Хорошего лета!
— Адье, Тиция! До скорой встречи!
Он бежит в сторону подземного гаража Сен-Жермен, черные кудри развеваются по ветру. Я провожаю его взглядом до самого конца.
Потом сажусь в такси и еду домой.
Как я и предполагала, Фаусто дома нет. Последние несколько недель Лолло почти не видела его. Но мне теперь все нипочем. Я будто хлебнула волшебного эликсира, и меня не покидает хорошее настроение.
Пружинящим шагом расхаживаю по комнатам, глаза блестят, строю планы на будущее, вспоминаю о Поле и складываю в голове подходящий ответ для моей анонимной мучительницы. Я уверена, что она объявится, и на следующий же день это происходит. Ровно в девять утра звонит телефон.
— Привет, белобрысая змея! Собирайся в дорогу, а не то… — Но на этот раз она меня не испугает.
— Лучше загляните на чай, — приветливо перебиваю я ее. — Может, прямо сегодня, в четыре?
— Что? — У нее явно перехватывает дыхание. Такого она не ожидала и вешает трубку. Отлично, от этой я на какое-то время избавлена. Такая публика довольно труслива. Они хотят, чтобы человек от страха лишился сна, но стоит перехватить инициативу, как они становятся ручными.
Днем приезжает Фаусто и привозит мои чемоданы. Он не один, с ним Мелина. Она радостно приветствует меня, будто безумно соскучилась. На мне мои новые серьги, и она это сразу замечает.
— Бонжур, Тиция! Как ты похорошела! Серьги тебе очень к лицу. Правда, веснушки потемнели.
Потом мы втроем пьем ледяной лимонад на кухне и говорим о жаркой погоде. В Париже нечем дышать, 35 градусов в тени.
Когда тема исчерпана, они с Фаусто исчезают в его комнате. Меня туда не приглашают.
Через час оба собираются уходить.
— Ганимед обручается, — сообщает мне Мелина, когда я провожаю их до двери. — Ты уже в курсе? С беленькой кошелкой.
— С кем? — удивленно спрашиваю я. Слово мне незнакомо.
— Со старшей дочерью нашего соседа в Шантийи. — Она хихикает и толкает меня в бок.
— Ты это серьезно?
— Конечно. Так хочет папа.
— Бедная девочка, — говорю я, — мне ее жаль.
— А мне нет. Помолвка в сентябре. Родители дают большой прием. Если не хочешь, можешь не приходить.
Фаусто до боли сжимает меня на прощание.
— Пока, дорогая. Извини, но ты же видишь, у меня совсем нет времени. Мне опять пора. Я все время на бегу.
— Куда ты должен ехать?
— В деловую поездку. Очень важные заказы. Я тебе позвоню. Не забывай меня!
Он уходит без чемодана, с одной лишь полупустой холщовой сумкой. Через час он звонит.
— Ты едешь в Вену, дорогая?
— Может быть.
— Если надумаешь, сообщи родителям, хорошо? Целую тебя, родная. Я постоянно думаю о тебе.
— Когда мы увидимся?
— При первой же возможности. Чем раньше, тем лучше. Адье! — Фаусто кладет трубку.
А я на несколько дней вычеркиваю Фаусто из своей жизни. Я, разумеется, не поеду в Вену, я же не сумасшедшая! Это было бы сейчас слишком рискованно. Есть один неотложный вопрос, и я должна его решить, пока я одна. Теперь или никогда!