Ленни двигалась вниз по Пречистенке, на ходу купила в киоске газету «Московский муравейник». Вполглаза просмотрела рекламки. «Акционерное общество „А. Ожогин и Ко“ представляют новую роковую драму „РОМАН И ЮЛИЯ: ИСТОРИЯ ВЕРОНСКИХ ЛЮБОВНИКОВ“. Их страсть воспламенит ваше сердце. Их смерть заставит вас рыдать. С 15 мая во всех кинотеатрах Москвы». Читать было трудновато. Недавно прошла реформа языка, отменившая «еры», и Ленни еще не привыкла к новому виду урезанных слов. Но она упрямо читает все объявления. «Вы мечтаете избавиться от корсета, но не можете себе этого позволить? Вы боитесь появиться на пляже в купальном костюме? Вас обижают насмешки подруг и равнодушие мужчин? ГИМНАСТИКА, ПЛАСТИКА, РИТМИКА, ПАНТОМИМА сделают ваши мышцы эластичными, а фигуру стройной. ТАНЦЕВАЛЬНАЯ СТУДИЯ МАРИЛИЗ Д’ОРЛИАК. В Ермолаевском переулке». Далее — пройдет электрический сеанс в саду Эрмитаж, любимое развлечение москвичей; патентованные капли от бородавок полностью очистят ваши руки и лицо; говорящая собака на арене Московского цирка расскажет свою биографию; потомственная гадалка за умеренное вознаграждение разыщет пропавшие драгоценности. Помахивая «Муравейником», Ленни подошла к особнячку Мадам в Ермолаевском переулке. У парадного стояло авто Мадам.
— Давно приехали? — крикнула Ленни шоферу, который сидел за рулем в надвинутом на глаза клетчатом кепи.
Тот выкинул в приветствии растопыренную пятерню, обтянутую желтой кожей перчатки. «Ой, мамочки!» — подумала Ленни, которой следовало появиться в студии еще пять минут назад, — не после, а до возвращения Мадам с прогулки. Ленни рывком распахнула входную дверь и взлетела на второй этаж по изогнутой мраморной лестнице.
Глава 2
Танцевальная студия мадам Марилиз
Особняк в Ермолаевском переулке Мадам подарил московский градоначальник за ее, Мадам, неоценимый (однако оцененный в весьма кругленькую сумму) вклад в искусство. К особнячку прилагалась почетная грамота, где как раз про этот вклад и говорилось. Грамота была окантована и повешена в кабинете Мадам на самом видном месте. Принимая высоких гостей, Мадам как бы невзначай обращала их внимание на грамоту, закатывала глаза, изгибала круто брови и многозначительно опускала уголки рта. «Что материальное?! — вопрошала Мадам, обводя рукой свой кабинет, убранный парчой и шелками. — Тлен. Прах. Главное — признание твоих трудов. Главное — приносить пользу людям». Рядом с почетной грамотой красовались фотографические снимки самой Мадам, запечатленной в пикантных позах рядом с градоначальником, начальником Московского жандармского управления, министром просвещения и — выше, с одним из великих князей.
В Россию Мадам попала пять лет назад, в 1915-м, подрастеряв по дороге изрядную долю своей европейской популярности, однако оставаясь признанной основоположницей нового танцевального стиля, который сама называла «свободное дыхание экстаза». Говорят, что в молодые годы Мадам действительно вызывала экстаз публики, танцуя на европейских сценах босиком, в свободно ниспадающих туниках. Она отвергала каноны классического балета, считала танец естественным состоянием людей, таким же, как жест, мимика, обычное бытовое движение, слово, и проповедовала появление нового человека и возникновение нового мира. Впрочем, после семнадцатого года разговоры о «новом мире» как-то поутихли. Мадам полностью переключилась на танец. «Своим танцем я восстанавливаю гармонию души и тела», — говорила она, и Ленни каждый раз удивлялась, что у этого тела еще может быть хоть какая-то гармония. В свои почти пятьдесят лет Мадам была тяжела, даже грузна, неповоротлива, с массивными ногами, толстыми лодыжками и мозолистыми ступнями. Ленни подозревала, что и в молодости та была не слишком изящна — ширококостная, неуклюжая, большая девушка, до обмороков истязающая себя тренировками и репетициями. Злые языки рассказывали такую историю: однажды Мадам гуляла по Лувру со знаменитым скульптором, громко сравнивая свою особу с древнегреческими статуями. Собралась огромная толпа возмущенных посетителей. В адрес Мадам посыпались оскорбления. Публика требовала от «толстухи», чтобы та не сравнивала себя с эталонными образцами искусства. Бедному скульптору с трудом удалось утащить ее прочь. Критики утверждали, что Мадам танцует босой просто потому, что не умеет стоять на пуантах, прыгать и делать пируэты. В душе Ленни с ними соглашалась. В ответ на эти замечания Мадам улыбалась тихой печальной улыбкой и, изображая невинную жертву злобных завистников, говорила: «Я начала танцевать еще в утробе матери. Перед моим рождением она переживала трагедию и ничего не могла есть, кроме устриц, которые запивала ледяным шампанским. Мне ли не знать, что такое танец, если я вскормлена устрицами и шампанским?»