Таков был коллективный вопль СМИ, контролируемых связкой Лужков – Гусинский… Таковым он и прозвучал. Но поразил обе противоборствующие стороны, а главный приз в виде «Норильского никеля» достался третьей.
Операцию по освобождению заложников возглавил тогдашний директор ФСБ Михаил Барсуков. Однако в эфире были зафиксированы не его переговоры со снайпером, а Лужкова: «Ты точно попадешь в него? Ты хорошо видишь его?»
Вопросы прозвучали, когда с террористом вроде бы уже договорились. Хотя требования Виктора Сургая были весьма переменчивы: вначале 30 миллионов долларов, затем – 10, затем – один миллион, потом – снова 10. Готовясь к захвату автобуса с туристами, Сургай, гендиректор коммерческой фирмы «Великоросс», зарегистрированной почему-то не в родном Туапсе, а в Петропавловске-Камчатском, должен был, казалось, учесть, что в субботу вечером все банки закрыты. Откуда деньги для выкупа?
Путаница в цифрах свидетельствовала о психическом состоянии Сургая – от уверенности в успехе безнадежного дела до полного отчаяния и догадки, что его подставили. Чувствовал Сургай правильно – он был обречен.
Из официальной докладной ФСБ: «Несмотря на то, что Сургай был оглушен газовой гранатой с шумовым эффектом и практически не сопротивлялся, а стрелял лишь рефлекторно, не желая никому причинить вред (произвел четыре выстрела в воздух), он был убит тремя прицельными выстрелами: два в голову, один – в живот…»
Наемный террорист рухнул в двух шагах от того места, где спустя 20 лет был сражен четырьмя выстрелами в спину Борис Немцов. Это не совпадение, просто место очень удобное для того, чтобы фарс обратить в драму, упрямо тяготеющую к фарсу.
Когда в 1998 году в России грянул жесточайший финансовый кризис, глава тогдашнего ОНЭКСИМ-банка и нынешнего холдинга «Интеррос», бывший вице-премьер российского правительства Владимир Потанин стал вострить лыжи. Не в переносном, а в прямом смысле: он готовился к очередному лыжному сезону в Альпах. Все это время, пока он готовился, эксперты предрекали стране коллапс экономики, гиперинфляцию, голод и гражданские беспорядки. А с наступлением зимы сердобольные европейцы, еще не доведенные Брюсселем до состояния свирепой ненависти друг к другу, стали собирать для России вагоны гуманитарной помощи с просроченным инсулином и одноразовым бельем.
Тем временем Потанин закатил на лыжном курорте Куршевель грандиозный банкет, на который только из России пригласил сотню гостей. Сколько их было из других стран, никто подсчитать не сумел. Буквально через день после феерического банкета ОНЭКСИМ-банк объявил дефолт по своим евробондам, то есть, говоря проще, отказался платить. И стал первым в России банком, пришедшим к искусственному банкротству.
«Нам нравится быть первыми, – пояснил Потанин свое решение. – Мы были первыми во многих хороших начинаниях. Мы хотим продолжить эту традицию и в плохих».
«Рухнули все надежды на русское экономическое чудо – оно закончилось», – так комментировала европейская пресса ситуацию в России.
«Я понимаю, – возражал на это Потанин, – такое может не нравиться, когда люди проматывают деньги, не выплачивая при этом долгов. Но давайте будем реалистами. Когда же нормально жить? А что касается русского экономического чуда, то оно, уверяю вас, не закончилось. Оно никогда и не начиналось».
Наивным европейцам не объяснить сокровенный смысл новой экономической концепции насчет бабок. Отсюда и непонимание специфики бизнеса в России, где мыслят частями света и временами года, но не маются провинциальным идиотизмом: «Ах, без американской помощи продуктами Россия умрет!» Не умрет. Глупо даже и думать было про это, когда случился финансовый кризис. Что с того, что российское правительство не сумело собрать налоги, если оно никогда не умело этого делать? Чего ради было причитать по поводу рухнувшей банковской системы, если банки никогда и ничего не вкладывали в производство, а занимались деланием денег из воздуха?
Олигарх Потанин поступил нагло и опрометчиво и очень скоро рвал на себе остатки исчезающих волос. И пришлось ему публиковать на правах рекламы открытое письмо генпрокурору Устинову: «Считаю итоги приватизации РАО «Норильский никель» незыблемыми, и нет никаких правовых оснований под мнением прокуратуры, заявившей о том, что необходимо вернуть государству пакет акций этого предприятия и возместить якобы нанесенный государству ущерб в размере 140 миллионов долларов. Я настаиваю на рассмотрении данного вопроса в рамках открытого и гласного судебного процесса…»