Оказалось, что Женина (а точнее, наша) благотворительность распространялась исключительно на Лопушинского. Тот разрабатывал какой-то новый парашют, а Женя взялся его финансировать. Когда я попыталась вмешаться и выяснить, почему же столь продвинутого изобретателя не финансирует государственная организация, в которой тот работает, Женя объяснил мне, что Лопушинский — гений, идеи его сплошное новаторство, а контора их крайне консервативна. С тех пор (вот уже полтора года) взгляд Лопушинского стал еще более безумным, а наш общий счет уменьшился на сто пятьдесят тысяч долларов. Правда, получив очередную порцию денег, Дима оставлял нас в покое на несколько месяцев.
В последний раз мы откупились от него всего две недели назад. Что же случилось?
***
Вернувшись домой, Алка первым делом с отвращением сорвала с головы парик и закинула его на полку в прихожей. В комнате участь парика разделили пестро павлинья короткая шубка, брюки, отороченные ей в тон разноцветным мехом, и пиджак с такой же опушкой. Вещи безжизненно замерли там, куда попали, — на дверце шкафа, на полу, на диване, а девушка с любовью провела рукой по ежику иссиня-черных волос, тряхнула головой, схватила полотенце, подвернувшееся по дороге, и отправилась в ванную.
Сначала оттуда доносился лишь плеск воды, затем послышалось мурлыканье, напоминающее пение, и еще через несколько минут Алка, распевая уже во весь голос, выходила из ванной, чистая и счастливая.
Она убрала с глаз подальше петушиный наряд, в котором провела сегодня целый день, посмотрела на часы и с блаженством вытянулась на диване. Она все еще мурлыкала какую-то мелодию, жмурясь от удовольствия, когда зазвонил телефон. Девушка тут же замолчала, скисла, поморщилась, но потянулась за трубкой.
— Да, я. Да, только что вернулась, — говорила она хмурясь. — Нет, ничего нового.
Потом она долго, нетерпеливо гримасничая, слушала трубку, на некоторое время даже убрала ее от уха подальше. Но какая-то реплика, очевидно, заставила ее снова поднести трубку ближе и резко ответить:
— А я повторяю, что она здесь ни при чем. Мадам добрая, Мадам и мухи не обидит…
Алка швырнула трубку на рычаг, подтянула колени к подбородку, обхватила их руками и принялась раскачиваться так вперед-назад…
Часы показывали десять вечера, когда она наконец переоделась в джинсы и темно-синюю футболку. Раздался звонок. Алка метнулась в коридор, распахнула дверь и повисла на шее у молодого человека, едва успевшего переступить порог квартиры.
Далее последовали нежности, очень скоро перешедшие в вольности, завершившиеся полным разгромом небольшой, но очень уютной спальни. Широченная двуспальная кровать была похожа на стог сена — золотистые одеяла сбиты кучей, кругом подушки и подушечки.
— Какие новые повороты в нашем детективном сериале? — спросил молодой человек, отдышавшись и закурив в постели.
У Алки сразу же испортилось настроение.
— И ты туда же, Максим. Далась вам всем Мадам… Неужели ты думаешь, что она…
— Конечно, не думаю. — Мужчина перевернулся на живот, придвинулся к Алке и потерся щекой об ее щеку. — Она ведь полная идиотка, раз до сих пор верит, что ты…
— Она хорошая, — искренне воскликнула девушка.
— Правда? А может быть, ты просто-напросто попала под ее чары? Как и все остальные. Ты не забыла, кто она? Помнишь, что на ее конкуренток просто мор какой-то нашел?
— Она ничего не знала, — защищаясь, сказала девушка, и глаза мужчины хищно блеснули.
Выдержав паузу, чтобы тут же не задать вопроса, вертевшегося на языке, он затянулся поглубже, выпустил дым и только после этого спросил:
— Это она поведала тебе сегодня?
— Она мне ничего не поведала. Была у подруги и наткнулась на статью о Соболевой. Похоже, это ее настолько поразило, что она даже завела разговор об этом со своими стриптизерами.
— А те?
— А те, как дураки, рассказали ей про Иркутскую. Она даже не знала, кто это такая.
Взгляд Максима сделался жестким, и он сухо спросил:
— А что про Танееву?
— Уверена, она тоже ни ее, ни про нее ничего не знает.
— Этого не может быть! Если бы не та злосчастная машина, Танеева превзошла бы Мадам! Ее рейтинг был лишь чуть-чуть ниже.