Но теперь, когда конкуренты стали наступать нам на пятки, я сам разыскал молодого гения кинематографии. Его звали Петр Богомолов, и ему едва исполнилось тридцать. Он снял всего три фильма, но все три потрясающие. Встретиться с ним оказалось совсем не просто. Уже после первого фильма он оградил себя тучей помощников, которые тщательно просеивали его звонки. В первый раз, когда молодой и явно утомленный дурацкими звонками голос попросил меня в двух словах изложить суть дела, я растерялся, заговорил, сбился и дал отбой. Подготовившись к следующему дню, я позвонил снова и заявил, что не знаю в последнее время, куда девать деньги, и хотел бы спонсировать молодого гения на самых льготных условиях.
— Сколько? — спросил женский на этот раз голос тоном, дающим мне понять, что подобных звонков мэтру поступает по сотне за день.
— Тысяч восемьсот под его идею и полтора, если ему вдруг понравится моя, — уверенно заявил я.
— Надеюсь, — протянула женщина после долгой паузы, — мы с вами говорим не о рублях?
— Как можно, — фыркнул я.
Несмотря на столь заманчивое предложение, мне вежливо велели оставить контактный телефон и ждать звонка. В тот день я даже спать лег с трубкой. А через два дня смотрел на нее, как на злейшего врага, начиная сомневаться, что правильно назвал свой телефон. Ближе к полуночи тот же женский голос вернул меня к жизни:
— Вам назначено на среду. Запишите адрес…
Богомолов показался мне маленьким и щуплым. Но в движениях сквозила грация пантеры и сила дьявола. Орлиный нос и узкие синие глаза придавали ему сходство с хищной птицей. О Мадам он ничего не слышал, более того — никогда не смотрел телевизор, и пришлось долго растолковывать ему, в чем состоят таланты моей девочки.
— У меня уже были два бизнесмена. Один просил снять в главной роли его жену, другой — любовницу. Предлагали гораздо больше вашего.
Он имел право обидеть меня. Но я направился к видеомагнитофону, который давно заметил в углу, и, несмотря на протесты хозяина, вставил кассету. Пока я возился с кнопками, Богомолов зевнул и направился к двери, громко щелкнув пальцами в воздухе. Два прекрасно сложенных молодых человека в тот же миг оказались в комнате и весело направились ко мне. Но тут экран наконец ожил, и они остановились как вкопанные.
Это были старые домашние съемки Мадам. Она бежала по желтому побережью Адриатики, оборачивалась на ходу и махала руками, приглашая последовать за ней. Богомолов не успел выйти. Его насторожила реакция телохранителей, он тоже обернулся. И встретился взглядом с Мадам. Мэтр вернулся, отослал своих людей, и мы с ним молча просмотрели пленку до конца.
— Мне нужно подумать, — сказал он после долгого молчания перед погасшим экраном. — Это возможности, которых я не предполагал, а потому не имею на этот счет никакого мнения.
Затем, в течение недели, он одолевал меня короткими звонками, и мы с ним незаметно перешли на «ты»:
— Послушайте, вами другие режиссеры интересовались?
— У меня целый список тех, кто ждет ответа.
— Хорошо…
— Просмотрел всю рекламу. Эффект тот же. Хочу посмотреть, как она выглядит в жизни.
— Но я же объяснял…
— Про свечение? Я помню. Это изобразите потом. Пока хочется присмотреться.
— Приезжайте…
— Нет. Я хочу понаблюдать со стороны, чтобы она не знала, не ведала. Где ее чаще можно застать?
— Клуб «Арлекин».
— Прекрасно…
— Ей будет трудно. У нас не немое кино.
— Мы постараемся.
— Вы-то — конечно. Но она?
— И она.
— Вы хорошо знаете свою жену?..
— У меня нет для вас сценария. Совсем. Просмотрел все свои запасы.
— Зато у меня есть одна идея. Если хочешь…
— Приезжай…
Мы снова встретились, и я поведал Богомолову великолепный сюжет, который на добрую половину был и не сюжетом вовсе, а историей нашей с Мадам жизни.
— Кто напишет?
— Сам.
— Пробуй. Если что — мои ребята поправят. В четыре месяца уложишься?
— Да.
Это было смело. Я никогда ничего не писал, даже не пробовал. Но чего не сделаешь ради Мадам?
— Договор?
— Я подготовил список наших условий…
— А я своих. Обменяемся?
Мы обменялись бумагами, радуясь, что понимаем друг друга с полуслова. Все было прекрасно, но Богомолов прятал какой-то камушек за пазухой, и я это все время чувствовал.
— Да… и… у тебя какие-то проблемы? — спросил он в конце концов.
— Кое-что личное. Но не безнадежное.
— Я надеюсь…
— Еще что-то? — Я кишками чувствовал, что камушек остался.