Намотав несколько кругов вокруг дивана, тройняшка предъявил новое доказательство отличной спортивной подготовки, перейдя к следующей дисциплине: метанию копья без толчка. Упражнение было выполнено безукоризненно, снаряд был послан точно и мощно. Зоя отправилась в полет, увлекая за собой маску и обнажая перекошенное от боли лицо тройняшки. Комнату прорезала зрелищная параболическая траектория широкой амплитуды, окрашенная красным. Это со смачным звуком оторвалось тройняшкино ухо.
Из раны хлестала кровь.
Сцена обретала очертания кровавого триллера. Пока тройняшка пятнал гемоглобином плетеный ковер из волокон рафии, Зоя забилась на полку отцовской видеотеки, втиснувшись между "Отпрыском дьявола" и "Кровавой куклой Чаки". Что касается г-на Юбера С. из Кнокке-ле-Зут, то он решительным жестом захлопнул книгу, пообещав себе завтра же снести ее букинистам (приносим ему свои глубочайшие извинения за доставленное неудобство).
Феликс в ужасе смотрел на свою дочь. Зоя улыбнулась ему, не выпуская из зубов откушенное ухо. В эту секунду одноухий тройняшка с воем выпрямился, одной рукой прижимая к ране непальскую подушку с аппликацией. Во второй руке он держал револьвер, нацеленный на Зою. Осмелимся предположить, что он был рассержен.
Феликс, по-прежнему валявшийся на диване стянутый веревками, как колбаса, мог лишь с бессилием наблюдать, как убийца шаг за шагом приближается к его дочери. Его внутренности словно пронзило стальным кинжалом; в животе закрутило, как будто кто-то включил в нем стиральную машину. Казалось, сердце остановилось и провалилось куда-то вниз. Как если бы…
В мозгу один за другим проносились образы, один нелепей другого, пока он наконец не понял, в чем дело. Так вот как это бывает!
Он испытал это чувство. Впервые в жизни.
Он ощутил себя отцом.
Вторник 27 апреля, 14.50— "Приют Святого Луки"
Профессор Шлокофф с грохотом захлопнул дверь процедурного кабинета. Ну, я вам сейчас покажу, кто тут в "Приюте" альфа-самец, говорил его жест. Он и в самом деле был взбешен: а) потому что знал, что ремонт комнаты Бессмертного влетит в копеечку; б) потому что он опять оказался с трупом на руках, и значит, не избежать нескромных вопросов, а у него уже стетоскоп тошнило от всех этих актеришек, которые даже помереть тихо не могут; с) потому что две женщины, которые сейчас с помощью мадемуазель Фишер чистили на смотровой кушетке перышки, откровенно над ним издевались. А он страсть как не любил, когда дразнят его тестостерон.
— Могу я узнать, милые дамы, что вы делали в комнате Бессмертного? — спросил профессор Шлокофф самым любезным тоном, на какой был способен.
— Он хотел с нами поговорить, — ответила Софи.
— О чем же? — с грозным видом поинтересовался профессор.
— Ну… — неуверенно начала Мари-Жо. — О нашей лекции на тему старения. Судя по всему, эта проблема касалась и его…
— А больше ни о чем? — продолжал допытываться Шлокофф.
— Видите ли, — словно оправдываясь, заговорила Софи, — он не успел рассказать нам о…
— Об исчезновениях? — перебил ее Шлокофф.
— О каких исчезновениях? — с фальшивым удивлением спросила Мари-Жо и посмотрела на профессора глазами окуня, с конца лески взирающего на рыбака.
— Бросьте ваши штучки! — пророкотал профессор, пригвождая женщин к месту обвиняющим жестом и убийственным взглядом.
— О боже! Шериф нас раскрыл! — воскликнула Софи и подняла руки вверх.
— Силен мужик! — подхватила Мари-Жо, хлопая ресницами.
— Да как вы… Как вы смеете надо мной смеяться? — взорвался яростью Шлокофф.
— О, не смотрите на меня так! — взмолилась Софи. — Я сейчас в обморок грохнусь!
— Мы всего лишь слабые женщины, — пискнула Мари-Жо.
— Да я… Да вы… — Шлокофф не находил слов. Казалось, сейчас его хватит удар.
— А вы такой мужественный!
— Настоящий самец!
— Когда вы хлопнули дверью, со мной едва оргазм не приключился!
Софи и Мари-Жо дружно расхохотались. На профессора было жалко смотреть. Он стоял не в силах пошевелиться, только лицо содрогалось в нервном тике, и жалобно косился на мадемуазель Фишер, которая тихо прыскала в кулак, делая вид, что роется в шкафу с лекарствами.