Кто-то открыл одно из окон. Толпа молчала. Только женщины становились на колени, а большинство мужчин даже не снимали шляпы. Дважды Папа перекрестил прозрачный холодный воздух, затем белый силуэт исчез под порталом собора, и красные мантии кардиналов сомкнулись за ним, как поток.
При входе Папы хор императорской капеллы возгласил: «Ты есть Петр!», и Папа должен был сесть на трон, стоящий слева от алтаря.
Но император заставил ждать целый час население Парижа, полки, стоящие по стойке «смирно», высоких приглашенных и главу святой римской церкви.
Наконец артиллерийские залпы возвестили, что император покинул Тюильри. Все разговоры прекратились.
Как приближающаяся буря, сначала далекая, затем неуклонно растущая и превращающаяся в ураган, докатилось: «Да здравствует император! Да здравствует император!»
Показался Мюрат, губернатор Парижа, верхом, в сверкающем золотом мундире. За ним с громом следовали драгуны. Затем герольды, верхом, в одежде из лилового бархата, вышитого золотыми орлами; герольды держали жезлы, украшенные золотыми пчелами.
Золоченые коляски, запряженные шестью лошадьми каждая, останавливались одна за другой. Из первой вышел Деспро. Из второй — адъютанты императора. За ними — министры.
И наконец, из экипажа, сверху донизу разукрашенного золотыми пчелами, — принцессы императорского дома.
Принцессы были в белом с диадемами в волосах…
Как солнце, возникла в сером свете дня императорская карета. Она была позолочена со всех сторон и украшена фризом из бронзовых медальонов, представляющих все департаменты Франции, связанных между собой золотыми пальмовыми ветвями. На крыше экипажа сверкали четыре огромных орла, когти которых были переплетены лавровыми ветвями. Между ними покоилась огромная золотая корона.
Изнутри экипаж был обит зеленым бархатом — цветом Корсики. Восемь лошадей, украшенных султанами из белых перьев, остановились, тяжело дыша, перед архиепископством. В правом углу кареты сидел, прислонившись к подушкам, император. Наполеон был одет в пурпурный бархат, короткие штаны с буфами и белые чулки, вышитые драгоценными камнями. В этом наряде он был совершенно неузнаваем и имел вид костюмированного оперного героя с немного короткими ногами.
Императрица, сидевшая слева от него, напротив, была красивее, чем когда-либо. В ее локонах сверкали очень крупные бриллианты. Хотя Жозефина была сильно накрашена, ее сверкавшая молодостью улыбка шла от всего сердца.
Император сочетался с ней церковным браком, он собирался короновать ее! Она больше ничего не боялась!
В здании архиепископства Наполеон и Жозефина быстро надели свои коронационные мантии. В течение нескольких секунд Жозефина, сжав зубы, делала усилия, чтобы не согнуться под тяжестью своей пурпурной мантии.
Наполеон смотрелся в зеркало. Ни один мускул не дрожал на его лице, лишь глаза время от времени зажмуривались, как будто он не мог поверить, что видит свое изображение. Он видел человека среднего роста, по самые уши запакованного в горностаевый воротник коронационной мантии.
«Корона Франции валяется в сточной канаве. Нужно лишь нагнуться, чтобы поднять ее!..» Да. Наполеон нагнулся и выловил корону из сточной канавы…
Звуки органа нарастали. Исполнялась «Марсельеза». Наполеон медленно приближался к алтарю. Наконец он стал рядом с Жозефиной. За ним расположились братья и маршалы. Папа поднялся и начал мессу. Тогда Деспро подал незаметный знак маршалу Келлерману. Келлерман приблизился и подал корону Папе. Она казалась очень тяжелой, и Папа с трудом поднял ее своими маленькими руками.
В это время Наполеон сбросил пурпурную мантию с плеч. Братья подняли ее и передали Талейрану.
Орган замолк. Ясным и торжественным голосом Папа произнес формулу благословения. Потом он поднял тяжелую корону, чтобы возложить ее на склоненную голову Наполеона. Но голова Наполеона не склонилась. Руки в расшитых перчатках поднялись и легким движением завладели короной. Долю секунды Наполеон держал корону на вытянутых руках, затем медленно опустил ее себе на голову.
Наполеон нарушил предусмотренный церемониал коронации и короновал себя сам. Орган ликовал. Лефевр подал императору шпагу Шарлемана, Жан-Батист надел на него орден Почетного легиона, Бертье дал ему в руки державу, а Периньон — скипетр. И, наконец, Талейран покрыл его плечи мантией.