Выплакала все глаза.
Но потом слезы кончились, я смогла привести себя в порядок и решила уехать из Парижа, из Севра, далеко, и чем дальше, тем лучше, где начать с чистого листа. А тем более становилось все труднее ограждать Машеньку от идей революции. Дочка говорила, что хотела бы продолжить дело отца. Даже пыталась сбежать из дома — мне и Филиппу чудом удалось это обнаружить и предотвратить.
На моем счету в банке все еще лежала приличная сумма (и остатки моих петербургских заработков, и наследство, доставшееся нам с Мари-Люси от Фальконе-старшего, и к тому же по-прежнему поступали деньги, назначенные Екатериной П). Я рассчитывала купить домик в провинции, перебраться туда и забыть все мои печали. Но куца, куда?
Тут на помощь пришел Филипп. Он сказал:
— А хотите в Нанси? Я ведь сам из-под Нанси. Там живет моя двоюродная сестра и ее дети, значит, мои племянники. Могут присмотреть для вас дом с палисадником. Я и сам бы возвратился на родину. Упокоиться хотел бы в родной земле.
Написали его сестре. Вскоре получили ответ: есть отличный дом в Маримоне (это три часа езды от Нанси, посреди лесов и полей, в полном уединении), но немного запущенный, потому как заброшенный; привести его в порядок не составит труда, и цена вообще смехотворная — 8 тысяч ливров. Господи, да это же даром! Но действительно ли пригоден он для нашего проживания? Все-таки мы привыкли к минимальным удобствам, и совсем в курятнике поселяться нелепо. Я решила положиться на сметку слуги — снарядила Филиппа в дорогу. Он уехал в первых числах мая и вернулся в конце июня — отдохнувший и просветленный. Сообщил: дело в шляпе, договор о купле-продаже с префектурой подписан, если мадам подпишет тоже и отдаст деньги, сделка совершится; если мадам откажется, то подпишет и заплатит он сам и уедет туда жить, так как это райское место.
— Правда? Расскажи поподробнее.
Начал живописать и буквально влюбил нас заочно в этот продающийся дом: лес, цветущие долины, рядом речка, пруд, деревенька крохотная, только шесть дворов, но церквушка есть, можно у крестьян покупать молоко и сыр, свежую рыбу и грибы с ягодами. А ближайший городок Бурдонне в получасе езды в экипаже. Там как раз и живет его родня.
— Ну а дом, а дом — не полная развалюха?
— Совершенно нет, мадам Мари. Крепкий, каменный, под хорошей черепицей. Прежние вельможные хозяева убежали в начале революции, побросав имущество на произвол судьбы. Новая же власть, префектура, земли и зацапала. А теперь распродает по дешевке. Главное, чтобы вы не были дворянкой. Остальное их не интересует.
— Сколько этажей?
— Два. В общей сложности восемь комнат. Не считая залы, кухни и ванной. Сад с плодовыми деревьями. Но, конечно, заросший, надо доводить до ума.
— Стало быть, советуешь?
— Вам — как самому себе. При одном условии. Нет, не при условии, а при просьбе… пожелании… как хотите.
— Ты про что?
— Разрешите по-прежнему состоять при вас и при вашей дочке? Помогать в меру сил?
Я его по-дружески обняла:
— Господи, Филипп, о чем разговор! Ну, конечно, поедем и поселимся вместе.
У него на глазах заблестели слезы благодарности. Молча поцеловал мне руку.
Машенька вначале ехать никуда не желала, все рвалась на парижские баррикады (говоря образно), но когда я сказала, что ведь революция — не только в Париже, а по всей стране, и в Нанси, и в Бурдонне, тоже требуются коренные перемены, — нехотя согласилась.
Мы сложили вещи, скульптуры и картины, оставшиеся от Фальконе-старшего, к середине июля. А в начале августа 1791 года в первый раз переступили порог нашего нового жилища.
Что сказать? Дом оказался даже лучше, чем его описывал Филипп. Не такой уж запущенный. Сохранилась и мебель, а в комоде — постельное белье. Кое-какие картины по стенам. Люстры. Мы с Машуткой при поддержке Филиппа и двух девушек-крестьянок (он их нанял в деревне) быстро навели первичный порядок. А еще два парня из крестьян убирали в саду. Словом, в сентябре мы уже наслаждались жизнью в деревне в полной мере, сидя под навесом в саду и по-русски гоняли чаи из самовара. На деревьях чирикали птички, пахло свежей выпечкой, и коричнево-рыжий кот по кличке Герцог ластился к нашим ногам, радостно мурлыкая. Красота! Идиллия!
Любопытна история прежних хозяев дома. Он принадлежал действительно герцогу — Арману-Эммануэлю дю Плес-си Ришельё. Встретивший в штыки революцию, тот бежал из Франции в Россию, поступил к Екатерине II на военную службу и впоследствии стал генерал-губернатором Новороссии и Бессарабии. Так что адмирал де Рибас и дюк Ришельё[15]строили Одессу вместе. Тесен мир! Де Рибас женился на дочери Бецкого, я же поселилась в бывшем доме дю Плесси! Да, чудны дела Твои, Господи!