Проходит немало времени, прежде чем она наконец осознаёт, какую сделку совершила «фрёкен Маргарета Энгстрём». Но дядюшка Нильссон сразу же соображает, что к чему. Он вскакивает с дивана, бросается к Мадикен и галантно целует ей руку.
— Гордая Дева Юнибаккена, у вас благородное сердце, — с чувством произносит он.
Но вслед за тем в кухне воцаряется тишина. Потому что тётушка Нильссон падает на стол лицом вниз и плачет. В кухне слышны лишь её всхлипывания.
— Чего это с тобой, мамашечка? — удивляется Аббэ — Чего это ты ревёшь?
Наконец тётушка Нильссон успокаивается, плач её обрывается, она глубоко вздыхает, сморкается и похлопывает рукой расписку.
— А я все эти дни сокрушалась, что не будет у меня теперь достойных похорон. Милая Мадикен, благословенное дитя моё, подумать только, ты всё поняла!
Мадикен стоит перед ней и чувствует себя очень неловко. Ей не хотелось бы, чтобы на неё так смотрели и чтобы её благодарили.
— Я выплачу, — обещает тётушка Нильссон. Буду выплачивать тебе, Мадикен, по пятёрке в месяц. Раз я смогла выплатить кредит за швейную машинку, то не хуже смогу расплатиться и за себя самоё.
— А почему бы и нет, — вмешивается в разговор дядюшка Нильссон, глядя на сидящую в кухне жену свою, такую толстую и неуклюжую, заплаканную и счастливую, и вдруг в глазах его мелькает какая-то мысль.
— Да тебя ведь, матушка, этаким манером можно и на будущий гол снова продать, когда Линд придёт за своими деньгами.
Но тут в разговор вступает Аббэ:
— Нет уж, папаша, на будущий год мы лучше продадим тебя. Если только сумеем найти покупателя.
МАМИН ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
Каждый год в день маминого рождения папа ведёт всю семью к фотографу Бакману. А когда Бакману разными удивительными шутками удаётся развеселить семейство, он залезает под большую чёрную тряпку, покрывающую его фотоаппарат, и говорит:
— Спокойно! Смотрите сюда, дети! Сейчас вылетит маленькая птичка — раз, два, три!
Но птичка никогда не вылетает. Этой постоянной лжи давно уже не верит даже Лизабет. Зато позднее у них появляется семейная фотография. Только выглядят они на фотографии как-то странно: кажется, что это вовсе не их семья, а чья-то чужая, незнакомая.
Фотографии мама вставляет в свой альбом в плюшевом переплёте с золотой пряжкой, который лежит на книжном шкафу. Мадикен время от времени достаёт сверху альбом и рассматривает его. Там можно увидеть, какой она была примерно в год, в два или в три, и вообще проследить весь её жизненный путь, вплоть до семи лет.
— Какая жалкая малявка! — удивляется Мадикен, — указывая на свою фотографию, где ей всего два года — Неужели это я?
— А кто ж ещё? — ехидно говорит Лизабет — Ха-ха, да ты была тогда гораздо меньше, чем я сейчас.
Разговор происходит в кухне у Альвы. Альва возится у плиты, потому что завтра у мамы снова день рождения и, как только она проснётся, ей подадут в постель кофе и крендель с кардамоном.
Альбом девочки разложили на кухонном диванчике, подстелив под него чистое полотенце. Стоя на коленях перед диванчиком, они очень аккуратно перелистывают страницы, потому что такой красивый альбом надо беречь.
Лизабет недоумевает, почему её нет на тех фотографиях, где Мадикен снималась, когда ей был год и два года.
— Тебя же не могли тогда сфотографировать, потому что ты тогда ещё не родилась и во всём Юнибаккене не было никакого Пимса — поясняет Мадикен. — Тебя в то время в помине не было.
— Дурочка, я очень даже была, в — возражает Лизабет Просто мне не хотелось сидеть рядом с такой жалкой малявкой, как ты. И я вместо этого ходила в кондитерскую за ирисками.
— Ещё чего! Никуда ты не ходила, милый Пимсик — смеётся Мадикен.
И туг Лизабет свирепеет. Альва утешает её и говорит, что она в ту пору, наверное, была ангелом и жила на небе, и лицо Лизабет сразу же проясняется.
— Да, я жила на небе, но иногда залетала в кондитерскую, и все ангелы радовались, когда я возвращалась к ним с полными кульками ирисок.
Вот здорово сочинила Лизабет, думает Мадикен. Из этой выдумки можно сделать отличную игру.
— Знаешь, давай играть, будто мы ещё не родились, а живём на небе и раздаём ангелам ириски!
— Ага, и мятные леденцы тоже, предлагает Лизабет, глаза её блестят.
Теперь Мадикен и Лизабет надолго превращаются в добрейших ангелов-хранителей, которые живут высоко в небе, присматривают за детками-ангелочками и следят за тем, чтобы эти детки получали свои конфетки ну хотя бы раз в четверть часа. «Ангелы-хранители» выклянчивают у Альвы по кусочку кардамонного теста и выпекают из него два крошечных кренделька для самых маленьких ангелочков, которых они любят больше всех, — для Альмиры и Пальмиры, так зовут малышей. Но когда крендельки вынимают из печки, они выглядят до того аппетитно, что Лизабет тут же съедает плод своих трудов.