Она с плачем перелезает через забор Люгнета. Но, бедняжка, как же ей не везёт! Там никого нет. И как бы она ни колотила в дверь и ни кричала — ничто не помогает. Теперь она и в самом деле одна на всём белом свете. Лизабет становится так страшно, что она не отваживается больше плакать.
Она снова перелезает через забор в свой Юнибаккен и зовёт Сассу, Милый любимый Сассу, он сейчас её единственное утешение! И Гусан, конечно, тоже. Девочка сидит на крылечке чёрного хода с Гусан на коленях, а рядом на ступеньке лежит Сассу. Здесь она и будет сидеть до тех пор, пока Альва не вернётся домой. А может быть, и Мадикен тоже… если, конечно, она выживет!
— Но Мадикен вряд ли выживет, — обращается Лизабет к Сассу.
Больше ей не с кем разговаривать. При мысли о том, что Мадикен может умереть и в Юнибаккене станет так печально, из глаз Лизабет снова текут слёзы.
— Хотя мне тогда достанется её портфель, — говорит она Сассу.
И снова плачет. Сассу тоже скулит и скребёт Лизабет обеими лапами, чтобы она видела, как он грустит от того, что грустно ей.
Ах, до чего же трудно быть одной и ждать так долго! Лизабет, в конце концов, словно каменеет и больше уже не плачет, а лишь сидит на крыльце бледная-пребледная и всё ждёт и ждёт.
И вдруг наконец… О, какое счастье! На велосипеде возвращается Альва. Лизабет с облегчением вздыхает и сбрасывает Гусан с колен.
— Альва! — кричит Лизабет.
Всем своим существом она так рвётся к Альве, что стремглав бросается с крыльца. И спотыкается о Гусан, которая всё ещё вертится под ногами. Через мгновение Лизабет лежит на земле вся в крови и страшно кричит: она разбила себе лоб о прибитый у крыльца скребок для ботинок. Альва тут же подлетает к ней, хватает бедняжку на руки и содрогается при виде её ужасной раны. Лизабет истошно кричит, а из раны хлещет кровь, целое море крови, заливая девочке глаза, заливая с головы до ног и её, и Альву.
— Альва, я умираю, умираю, умираю! — кричит Лизабет.
— Не бойся, ты не умрёшь — решительно заявляет Альва — Но мы должны поспешить в больницу, запить эту рану.
— Не-е-е-е-ет, — вопит Лизабет, — никому не дам меня запивать!
Но Альва обвязывает ей голову кухонным полотенцем и сажает на велосипед, несмотря на её сопротивление.
— А ты сама не могла бы меня зашить? — в отчаянии кричит Лизабет.
Многое умеет Альва, а вот раны зашивать не может. Это умеет только доктор Берглунд.
И снова Альва отправляется в больницу. Лизабет воет без умолку, как ветер в трубе, и, едва завидев в операционной дядю Берглунда, кричит во всё горло:
— Меня будет зашивать только Альва! Так и знайте!
Но не успела Лизабет опомниться, как дядя Берглунд уже наложил ей на рану пять швов.
— А теперь Альва может забрать тебя домой, — говорит он. — Хотя, может быть, ты захочешь остаться с Мадикен?
Мадикен! О ней Лизабет совсем забыла среди всего этого кровавого ужаса!
— Так она не умерла? — спрашивает Лизабет, счастливая и удивлённая.
— О нет, — отвечает дядя Берглунд, — Она лежит здесь в коридоре, за ширмой, и завтра уже будет дома. Положить тебя вместе с ней?
— Ну да, а то вдруг я умру, если вы меня не положите в больницу, — рассудительно замечает Лизабет.
Альва едет домой одна. Но прежде она заходит взглянуть на своих подопечных, которые лежат в больничных кроватях за ширмой.
— Невиданное дело, — вздыхает она, качая головой. И уходит.
— Приходи за нами завтра! — кричит ей вслед Мадикен.
Она сейчас немножко вялая от уколов и лекарств, но очень довольна, что Лизабет тоже здесь.
— Он отрезал тебе ногу? — спрашивает сестру Лизабет. Ей кажется, что именно так лечатся змеиные укусы.
— Дурочка, отвечает Мадикен — конечно, нет, но зато моя нога теперь еле умещается в кровати, такая она толстая.
Мадикен разрешает сестре взглянуть на свою ногу, и, увидав её, Лизабет хохочет на весь коридор. Потом укладывается поудобнее в постель.
— А весело всё-таки ложиться спать каждый раз на новом месте, — говорит она.
Когда мама с папой возвращаются из путешествия, девочки вместе с Альвой встречают их на вокзале. У Лизабет забинтована голова, у Мадикен — нога, а в остальном у них всё в порядке. Дети радостны и возбуждены так, что едва могут стоять спокойно.
И вот поезд, попыхивая, подползает к перрону, вот он останавливается, и в клубах паровозного дыма Мадикен с Лизабет видят маму и папу.