— Зато нам повезло, что хоть один человек знает, каким всё на свете должно быть, и никогда не делает ничего нелепого, — радостно замечает Аббэ.
— Это что ещё за человек? — кисло спрашивает дядюшка Нильссон.
Аббэ легонько хлопает его указательным пальцем по носу.
— Конечно, ты, папашечка!
— Гм, — выдавливает из себя дядюшка Нильссон и замолкает, он лежит, размышляя о чём-то, да вздыхает время от времени.
Тётушке Нильссон кажется настоящим благом, когда он, наконец, отправляется ненадолго в «Весёлую Чарку».
— Ему так скучно, бедняге — пытается оправдать она мужа.
А кому не скучно? Мадикен плетётся под дождём домой, где её ждут уроки.
Но однажды она узнаёт неожиданную новость. Удивительную и неслыханную! Папа приходит из газеты домой и рассказывает, что скоро в город прилетит на аэроплане лётчик. Нет, вы только представьте себе! Он посадит свою машину на Мельничное поле за южной заставой. Оттуда он будет поднимать аэроплан в воздух и летать над их городом. Объявление об этом папа уже поместил в своей газете.
— А выпрыгивать с зонтиком из аэроплана он тоже будет? — спрашивает Мадикен, которая однажды уже прыгнула таким образом с крыши дровяного сарая в Юнибаккене.
— Вовсе нет, — заверяет её папа — Он будет летать над городом и кувыркаться в воздухе вместе с аэропланом. И полёты с пассажирами на борту тоже будут. Каждый, кто захочет, может заплатить сто крон и полетать над городом десять минут, об этом тоже сказано в объявлении.
Аббэ приходит в неистовство, когда Мадикен приносит тётушке Нильссон газету и показывает ему объявление. У него даже слёзы выступают на глазах.
— Какая жалость, ну почему у меня нет этих ста крон? Так хочется полететь!
Тётушка Нильссон, безусловно, считает, что Аббэ вполне достоин ста крон, ведь он каждый божий день надрывается на кухне, выпекая крендели. Но тратить, деньги на чистейшие глупости по меньшей мере безрассудно. К тому же у неё нет ста крон, как бы она ни хотела отдать их сыну.
— Что невозможно, то невозможно, ты же понимаешь, милый Аббэ.
Да, конечно, Аббэ всё понимает. Летать на аэроплане могут только миллионеры и прочие богатеи. Но мечтать о полёте может каждый, и Аббэ мечтает, да так, что даже нос у него бледнеет.
— Я хоть и не полечу, но зато обязательно увижу аэроплан, — говорит он Мадикен, и это радует их обоих.
Лётчику везёт с погодой. В день полёта над Мельничным полем сверкает солнце и синеет безоблачное небо. На поле стекается весь город: тут и семейство бургомистра, и «изысканная публика» в полном составе, и вся «прочая шантрапа» — словом, любая козявка, сумевшая наскрести пять крон. Ровно столько стоит билет, дающий право пройти на Мельничное поле и увидеть вблизи настоящий аэроплан, говорит папа. Хотя сам он проходит туда бесплатно, ведь он газетчик.
— А газетчики никогда ничего не платят, — объясняет Мадикен Лизабет.
Но всё-таки и папе посещение Мельничного поля обходится дорого, так как ему надо пригласить маму, Альву и, конечно же, обеих своих девочек. Он хотел пригласить и Линус-Иду тоже, но та наотрез отказалась.
— А я вот толкую, я толкую, что скорей соглашусь, чтоб меня изрезали на кусочки, нежели взовьюсь в поднебесье да начну там кувыркаться.
Как раз для того, решила Линус-Ида, папа и пригласил её. Но на самом-то деле он хотел, чтобы она посмотрела, как кувыркаются другие.
Впрочем, это называется совсем не кувырканием, когда аэроплан переворачивается в воздухе, а «мёртвой петлей». И «мёртвую петлю» лётчик делает только тогда, когда летит один, а не с пассажирами. Если, конечно, его специально не попросят об этом.
Люди стоят на поле и смотрят, как высоко в небесной сини лётчик делает «мёртвую петлю». Ничего более фантастического Мадикен с Лизабет ни разу ещё не видели.
И Аббэ, конечно же, тоже. Мадикен смотрит на него — он стоит ближе всех к канату, огораживающему площадку, куда лётчик сажает свой аэроплан, и смотрит в небо сияющими глазами. Аббэ наверняка представляет, что это он сам парит сейчас там, в вышине, и делает «мёртвую петлю».
Потом лётчик приземляется, и толпа зрителей бросается вперёд, чтобы разглядеть вблизи удивительную машину. Никто не осматривает её более внимательно, чем Аббэ, он нежно похлопывает аэроплан, словно живого коня.