– И подарок от Мадикен, – напоминает Лисабет.
– Действительно, что же это я! Вот у меня и подарок от Мадикен! – говорит Аббе. Он открывает свёрток и вынимает губную гармошку.
Дядя Нильсон громко восхищается:
– Губная гармошка! Вот это да! Вот это ты меня уважила! А ну-ка, Аббе, сыграй что-нибудь хорошенькое, порадуй своего старенького папочку!
Гармошка не из дорогих и шикарных, но Аббе такой умелец, что у него она заиграла разные мелодии. Подсев к лампе, он почти без ошибок сыграл «Вот настало Рождество». Видно, как он доволен. Потом он заиграл «Дом, родной дом», а дядя Нильсон прослезился, потому что для него эта песня – самая лучшая на свете.
Мадикен и Лисабет ушли от них довольные.
– Как они веселятся и радуются! – говорит Лисабет.
– Как же им не веселиться, – говорит Мадикен, – вон какая у них замечательная лампа, нам бы тоже такую!
Между тем настал вечер – наконец-то настал, и Юнибаккен заблистал всеми рождественскими огнями.
– Это чтобы Юльтомте не заблудился в потёмках, – решила Лисабет.
Юльтомте можно ждать только после семи часов вечера, так он сам сказал по телефону, рассказывает девочкам папа. Если бы он пришёл сейчас, его тоже позвали бы на кухню. На широком кухонном столе Альва выставила все богатства, какие только есть в Юнибаккене: тут тебе и окорок, и рисовая каша, и вяленая треска, и колбасы, и котлеты, и селёдочный салат, и много чего ещё.
Мадикен и Лисабет насчитали целых двадцать мисок и блюд. Обе девочки до того возбуждены, что им никак не усидеть на месте. Жар от многих свечей разрумянил им щёчки, они трещат без умолку, хохочут, резвятся, как жеребята, и к еде почти не притрагиваются.
Но вот папа зажёг ёлку, мама села за пианино, и девочки сразу перестали шалить. Сейчас они споют все рождественские песни, вот это и есть самое настоящее Рождество.
У Мадикен от нестерпимого счастья даже сердце заныло. Ей кажется, что, когда поёшь, свечи горят ярче и сама она становится добрее и лучше, ей хочется просить прощения у Лисабет за всё, только вот за что, она никак не может вспомнить.
Не успела Мадикен об этом подумать, как вдруг папа уже зовёт:
– А ну-ка живо пошли одеваться, Юльтомте вот-вот приедет!
Все вместе – и мама, и папа, и Альва, и Мадикен, и Лисабет – гурьбой выбегают на крыльцо.
На дворе совсем темно, только белеет снег под ногами и на деревьях, а над крышами Юнибаккена светят в небесах яркие звёзды.
Мадикен и Лисабет, взявшись за руки, побежали по тропинке к реке. Кругом стоит тишина, но издали доносится звон бубенчиков – едет, едет Юльтомте! Девочки стоят среди снегов и ночного мрака и слушают, как приближается звон бубенцов, от напряжённого ожидания их немного познабливает, и они крепко прижимаются к маме. Вот вспыхнул за излучиной отблеск горящего факела, сполохи света пробежали по снегу, показались лошадка и сани – приехал Юльтомте! Лошадка весело трусит к мосткам, а в санях сидит он сам – с белой бородой, в красной островерхой шапке.
– Тпрру! – говорит Юльтомте и останавливается перед Мадикен и Лисабет.
Девочки от волнения молчат и не могут сказать ни слова. Обе восхищённо глядят на гостя круглыми глазами. И на лошадку тоже глядят: она так себе, совсем неказистая лошадёнка, и в точности похожа на Конке из Аппелькюллена. Как странно, что нашлась на свете другая такая же жёлтенькая и некрасивая лошадёнка… только что у Конке нет чёрной кисточки на лбу.
– Есть ли у вас тут хорошие дети? – спрашивает гость с таким добродушным и застенчивым выражением, какое всегда бывает у Туре из Аппелькюллена.
– Есть ли у нас хорошие дети? – повторяет папа. – А как же! У нас тут есть Мадикен и Лисабет – очень хорошие и добрые девочки!
– Ну, тогда вот вам – получайте! – говорит Юльтомте и достаёт из саней мешок. – Желаю счастливого Рождества! – говорит Юльтомте на прощание голосом, в котором сквозит как будто смущение.
– Счастливого Рождества! – кричат ему Мадикен, и Лисабет, и мама, и папа, и Альва.
– Счастливого Рождества вам ещё раз! – отвечает им Юльтомте.
Он хлопает кнутом, сани поворачивают и едут в обратную сторону той дорогой, которая ведёт к Аппелькюллену.
Обитатели Юнибаккена постояли на мостках, глядя им вслед, пока не смолкли вдали бубенчики. Затем папа и Альва подхватили вдвоём мешок и понесли в дом.
Сочельник – очень долгий день, но всё-таки и он когда-то кончается. Догорели свечи, все разобрали свои подарки, вволю нащёлкались орехов, наелись яблок и леденцов и наплясались вокруг ёлки так, что уже больше и не хочется. И тут вдруг Мадикен закрывает лицо руками и разражается душераздирающими рыданиями: