Теперь уже девочек никакая сила не удержала бы на месте. Они помчались наверх. Сейчас им непременно нужно поговорить с мамой. Мама и впрямь легла в постель и жалеет себя, но разве можно грустить под радостные вопли обеих дочерей!
– Ну конечно же я тоже рада, уж можете мне поверить, – говорит мама. – Но это случится ещё не скоро. Придётся вам подождать примерно до Рождества.
Потом мама спускается вместе с Мадикен и Лисабет к папе. Мама перестала на него сердиться. К тому же она давно проголодалась.
– Милая моя благородная дама! Простила ли ты меня? – спрашивает папа.
– Да. Представь себе, простила, – отвечает мама. – Можешь и это напечатать в своей газете, вредный ты человек!
И вот наступил вечер. Мадикен, как всегда, ставит мисочку с молоком для ёжика и видит, как дядя Нильсон широким шагом отправляется в город. Неужели он так поздно ещё куда-то пойдёт? Наверное, тёте Нильсон это не понравится.
Дядя Нильсон ужасно размахивает руками. Кажется, он очень сердитый. Он громко разговаривает сам с собой и не замечает Мадикен.
– И зачем я только женился на этом чучеле! – говорит дядя Нильсон.
Мадикен вздохнула, услышав эти слова. Похоже, сегодня все друг с другом ссорятся.
Но в Юнибаккене все раздоры остались позади. Девочкам пора ложиться спать. Мама и папа приходят в детскую, чтобы пожелать дочкам спокойной ночи. Тут все любят друг друга. Сразу видно, что здесь живут дружные люди. «Вот и хорошо!» – думает Мадикен.
Когда папа и мама ушли, Лисабет говорит:
– Мадикен, можно я приду к тебе полежать и мы с тобой поговорим о братике?
Мадикен охотно пускает её к себе в кровать. Она подвинулась, чтобы Лисабет могла удобно устроиться. Лисабет кладёт голову ей на плечо и начинает болтать. Ну что за детский лепет! Мадикен чувствует себя рядом с ней по-настоящему старшей сестрой. Как же иначе, раз у них скоро будет младший братик?
– Представляешь себе, какой нам будет замечательный подарок к Рождеству? – спрашивает она.
Лисабет тоже так считает, и они вместе радуются, как весело им будет нянчить, и кормить, и укачивать братика.
– Только знаешь что, Мадикен! – говорит Лисабет. – Обещай, что ты не будешь любить его больше, чем меня!
– Обещаю! – говорит Мадикен и крепче обнимает сестрёнку. Разве может она полюбить кого-нибудь сильнее?
– А то, знаешь ли, я очень обижусь, – объясняет Лисабет. Потом она начинает зевать и отправляется на свою постель.
Скоро Лисабет засыпает. Все уснули в Юнибаккене. И Мадикен тоже спит. И ей снятся вши. Вши, которые задыхаются без воздуха. Ох, ну и сон! Вши кричат и зовут на помощь. Они так громко кричали, что Мадикен даже проснулась. Она подскочила и села на кровати. Сердце колотится громко-громко. Мадикен уже поняла, что проснулась, но крики все продолжаются:
– Помогите! Помогите!
Это кричит кто-то в Люгнете. Неужели они там убивают друг друга? Что у них могло случиться?
Мадикен помчалась к Альве. Та спала как убитая, но Мадикен её разбудила:
– Альва! Там кто-то зовёт на помощь! Разве ты не слышишь?
Альва вскакивает с постели. Она тоже услышала крик и заторопилась во двор. Кто же это так ужасно кричит?
А это был дядя Нильсон. Он упал навзничь возле лаза в живой изгороди, а теперь барахтается на земле, точно жук, и никак не может подняться. Он, как видно, решил опереться на палочку, которая торчит из земли совсем рядом. Но от его усилий дощечка с предупреждением свалилась на него. А дядя Нильсон остался лежать.
Подоспевшие на помощь Альва и Мадикен читают надпись, которая красуется у него на груди: «Осторожно. Лисий капкан». Предостережение немножко запоздало. Дядя Нильсон уже угодил в лисий капкан, и, судя по всему, давно. Иначе отчего бы он так раскричался?
Увидев Альву, он перестал кричать и только стонет и охает:
– У меня нога застряла, и какая-то дрянь её держит. И никак не могу вырваться. Бог знает что это такое, но мне ужасно больно!
Альва недолго думая взялась за дело. Руки у неё сильные, и скоро она вызволила дядю Нильсона из капкана. Он даже прослезился от благодарности:
– О ангел Юнибаккена! Будь уверена, ты заслужила награду на небесах и на земле!
Тут подоспела и тётя Нильсон. Она выскочила в ночной рубашке, набросив на плечи серый шерстяной платок. Подбежав к дяде Нильсону, она так и застыла над ним. Он только махнул рукой, чтобы она молчала:
– Не говори ничего, Эмма! Я истекаю кровью. Я скоро умру. И тогда ты пожалеешь о своих жестоких словах.