«Надо открыть окно. К чёрту, Майра откроет, когда придёт. Надо… Надо… Надо подкинуть монету.»
Серсея резко распахивает изумрудные глаза, не совсем осознавая смысл вихря сознания. О чём это она? Какая такая монета? Зачем?..
«Интересно, какой стороной она упадёт?»
Серсея поворачивается набок, вороша руками простыни. Это всё вино. Да, всё это треклятое вино…
— Что привело тебя сюда, дитя моё? — руки Тайвина по локоть в крови убитого кабана. Отцу нравилось выпускать стремительные стрелы в дикую бестию, слышать её хриплые стоны, видеть сырую землю на острых клыках, мысленно ликовать под глухие звуки рога. Песнь рога — самая воинственная из всех мелодий, которую довелось слушать человеку. Она играет в лесных чащах, в вековых камнях, на поле боя…
— Ты охотился с Робертом сегодня, — Серсея кивает на тушу, а следом наклоняет голову вправо. Что ей скажет отец? Как он приподнесёт ей новость о грозном короле, чьё хмурное чело скоро отяжелит рогатая корона (девушка зло отметила, рассказывая эту историю брату, что это не просто метафора)?
— Роберт — хорошая партия для тебя. Ты сама это знаешь.
Холод в охотничей палатке заставляет юную львицу передернуть точёными плечами, укрытыми накидкой. Она сама не знала, чего ожидала. Слухи о её помолвке с наследником-Баратеоном ходили по всем Семи Королевствам, тем более после смерти Лианны Старк, но… Но что-то теплилось в её душе, что-то горело необъяснимой надеждой на то, что отец сбережёт её для кого-то достойней.
— Он никогда меня не полюбит. Он любил эту дикую волчицу из Винтерфелла, а я буду ему лошадью, которую можно оседлать. И ты это знаешь.
Говорят, когда Таргариены ссорятся, небо сотрясают острые молнии. Когда ссорятся Ланнистеры, небо светло и спокойно, в деревьях играет лёгкий ветер, а Семь Королевств лежат в руинах.
— Ты боишься. Королевы не боятся.
— Если ты любишь меня, по-настоящему любишь, ты не позволишь этому ублюдку трахать меня, наравне с тысячью других шлюх! Ты знаешь это! Знаешь! — голос Серсеи срывается на истошный крик, она хватается за стол, нависая над тушей кабана. В глазах юной девушки сверкают огонь и ярость, кипящая злость. В палатке повисает гулкий рёв львицы, а следом, беспрестрастная тишина.
— Следи за языком, дочь моя, — как всегда спокойно отвечает лорд Утёса Кастерли, выждав немного. — Ты не ненавидишь Лианну. Тебе её жаль.
— Какая разница? — фыркает девушка, уязвлённая в своих гуманных чувствах.
Говорили, Лианна была прекрасней самой зимы, белее самого Севера, невинней самой Луны и печальней ночных звёзд. От бойкой, диковатой девчонки не осталось и следа, она часами сидела у озера, напевая старинные песни, заплетала себе косы, водила тонкими ручками по глади воды. Серсея по сравнению с ней была ярким солнцем, с рвением к жизни, жадной до знаний и веселья. Ей хотелось бы возненавидеть покойную Старк, но это не удавалось ей, даже чуть-чуть. «Несчастная», — думала Ланнистер, разглядывая старый гобелен с драконами. — «В детстве мне казалось, что Рейгар прекрасен в своей меланхолии, но что с ним сталось? Украсть чужую невесту, изнасиловать… Пошёл ли он на это, будь я его женой? Нет. Он не взглянул бы в сторону ни разу, а Элия Мартелл сплоховала». Да, вот Элию юная львица недолюбливала. Она так и не смогла стать королевой, бесконечно страдая по жаркому, пышащему цветами Дорну. Королевы не сдаются. Элия сдалась. Не смогла защитить своих детей.
(Или Джейме не смог?)
Гобелен, подаренный много лет тому назад Эйерисом был снят и выкинут. Отец говорил, он всё равно уже весь выцвел.
— Тебе претит быть женой Роберта, то есть короля, но ты жарко мечтаешь быть королевой. Что тебе нужно, Серсея? Кто должен быть твоим королём?
Имя почти слетает с губ девушки, но она вовремя останавливается. Кто должен быть её королём? Не тот ли юноша, что сидел у её койки, когда она свалилась с кашлем? Не тот ли юноша, что нёс её на руках до замка, когда она поранила ногу? Не тот ли юноша, что вступил в Белые Плащи ради неё? Разгневал отца, отказался от Утёса Кастерли? Серсея сжимает кулаки так, что костяшки белеют. Она хочет закричать. Рассказать отцу всё: про их поцелуи в солнечной роще, про бессоные ночи, про обещания и про клятву, принесённую под покровом ночи. Но вместо этого в воздухе повисает глухой, сдавленый хрип.
— Ты боишься Роберта, поэтому не хочешь за него замуж. Ты кричишь, потому что ты знаешь, что нужно делать выбор.
— Я не боюсь, — тихо говорит Серсея, заглушая в себе огоньки вспыхнувшего безумия.