— Ещё бы он желал сменить клинику, ага. От тебя просто так не уходят!
— Да-да, он попытался. Отправился домой, а там у него что-то случилось, я не разбиралась, что именно, и мне его вернули обратно в тот же вечер. В гораздо худшем состоянии, чем был поутру. Теперь я его вообще из палаты не выпускаю.
Видимо, Доменика предупредила графа о визите, потому что он ожидал её, сидя в кресле, одетый в бархатный вышитый халат, и на ногах тоже были какие-то пафосные вышитые брюки в тон халату.
— Здравствуйте, Элоиза. Я рад видеть вас, несмотря ни на что, — поклонился он ей. — Садитесь, пожалуйста.
Он всё ещё напоминал обликом хищную птицу, но — пойманную и посаженную в вольер.
— Добрый день, граф, — кивнула в ответ Элоиза. — Не скажу, что рада видеть вас, после всего, что было, но, тем не менее, я здесь. Доменика сказала, что вы хотели меня видеть. Зачем?
— Ох уж эти целеустремленные современные барышни! Сразу с порога — почему да зачем. Вас не учили, что когда приходят навестить больного, то спрашивают о его самочувствии?
— А я только что разговаривала с вашим лечащим врачом. Ужели вы полагаете, что она не просветила меня относительно этого пункта? Да еще и комментариев выдала, сами можете догадаться, каких именно.
— Да, язык у вас семейный, как ни крути.
— Вас это удивляет?
— Нет, конечно, вы, по крайней мере, не используете бранных слов, подобно вашей кузине, это уже радует.
— Если вы от меня ничего подобного не слышали, это не значит, что я так не говорю вовсе, — пожала плечами она.
— Да, спорить с вами трудно, и провести вас тоже невозможно. Скажите, как вам это удалось?
И столько горечи было в этих словах, что Элоиза поняла — вот что его на самом деле интересует.
— Вы столько лет знакомы с Полиной, и вы спрашиваете о таких вещах?
— Вы тоже видите то, что скрыто от нормального человека?
— Можно сказать и так. Вот скажите, а чего ради вы-то всё это затеяли? Не хотели показывать хронику — ну так и не показывали бы, не хотели отдавать — ну и не отдавали бы, а зачем вы сделали то, что сделали?
— Я же не предполагал, что вы мне всё испортите, — буркнул он негромко.
— У вас никогда не бывает неудач? — изумилась она.
— Практически нет. Очень редко. Скажите, вы так сделали потому, что спасали своего любовника?
— А почему вы решили, что монсеньор — мой любовник?
— А разве нет? Ни разу у вас с ним ничего не было?
Она, конечно, хотела сказать, что не было и нет, но потом вспомнила осеннюю ночь в Милане… и не стала ничего говорить.
— Вот, вы подумали и не стали лгать. Потому, что это видно невооруженным глазом. Вы ведь жить друг без друга не можете, даже если и сами себе в этом не признаетесь, — сказал граф почти что с отвращением.
— Полагаю, это никого не касается.
— А если я хотел, чтобы вы уехали от Монтоне со мной? Ваш Савелли не умер бы, разве что провел бы неприятную ночь. В нездоровье и тягостных раздумьях. А у нас с вами был шанс попробовать понять друг друга! Поговорить откровенно, о важном и серьезном, может быть — стать ближе друг к другу. Вы бы поняли и прониклись, я знаю, вы умны и образованны, у нас легко нашлись бы точки соприкосновения. Вы — та женщина, с кем можно говорить не только о насущном, но и о вечном! Мы бы с вами читали старые книги, я бы играл для вас, а вы бы своим танцем сделали мою музыку ещё лучше… Если бы не он! Если бы мужчины из этой семьи не вставали у меня поперек дороги!
— Но, граф, вы столько лет приятельствуете с Полиной, да с другими нашими родственницами сталкивались, и так ничего и не поняли? Решать за другого человека — вообще самонадеянно, а если у человека к тому же есть возможность понять ваши намерения и предупредить их?
— Мне показалось, что вы из всех из них самая правильная и подходящая для меня.
— А ведь Полина вам говорила, — с некоторой горечью заметила Элоиза. — Ну и если бы вы просветили меня относительно ваших планов, то я бы сразу вам всё объяснила про их несбыточность. Тихо, вежливо и без эксцессов. Мы бы, по крайней мере, могли сохранить человеческие отношения.
— А вы еще и обиделись? — он воззрился на нее в великом изумлении. — Вы, переигравшая меня по всем статьям, едва не погубившая меня — обижаетесь?
— Знаете, Доменика сказала, что у вас практически не было шансов умереть. А она зря не скажет.
— Все равно. Я — я! — не держу на вас зла. По крайней мере, стараюсь. И вам следует поступить так же!
— Граф, я сама для себя решаю, что мне следует делать, а чего не следует. Уж извините.
— Хорошо. Вы меня вынудили. Я приношу вам свои извинения за неблаговидные намерения, о которых не предупредил, за некрасивую историю, в которой вы оказались замешаны, и за все мои недобрые слова о вас. Довольны?